GORYNYCH
17.06.2004, 11:18
Автора не знаю, прислали по почте, но актуально:
Ежедневно, кроме выходных, мы проводим вместе по девять часов - с десяти
утра до семи вечера. Сорок пять часов в неделю. Если составить график жизни,
то получится, что мы проводим друг с другом времени больше, чем с женами,
родителями, друзьями. Больше, чем спим. Больше, чем отдыхаем.
Мы - сослуживцы. Коллеги. Мы небрежно пользуемся профессиональной лексикой -
прайсинг, мерчандайзинг, кросс-промоушн, холд-бэк и мисандерстендинг, мы
называем склад стоком, а запчасти - спейрес, мы освоили способ разговора по
двум телефонам и е-мейлу сразу. Мы влились во всемирный рыцарский орден
менеджеров, в самую массовую секту, обрядившись в ритуальный темный
однобортный костюм, черные ботинки и неяркий галстук. Отличительные знаки
нашего теневого ордена - торговые марки. Рядовые носят Bennetton, сержанты -
Berghaus. Звание лейтенанта присваивается с покупкой пиджака от Pierre
Cardin. Майор одевается в Hugo Boss, полковник носит Gucci. Пришиваемая
вручную подкладка генеральских мундиров снабжена магическим квадратом с
надписями Armani, Versace, Ermengildo Zegna. Наша медаль "За отвагу" -
золотой Parker в нагрудном кармане, наш орден Ленина - Patek Phillipe на
левом запястье. Tissot и Longines мы дарим нашим солдатам за храбрость.
В наших родовых замках - свободная планировка, дубовый паркет,
кондиционированный воздух с запахом сосны, гостевые ванная и туалет,
подземный гараж и дрессированный консьерж, который сохраняет правильное
выражение лица в любых ситуациях. Мы не демонстрируем знакомым боевые топоры
с насечками по количеству убитых врагов - мы заслуживаем уважение
квадратными метрами. Вместо "он сбил двух фрицев под Ейском" мы говорим "у
него сто сорок квадратов на Октябрьской".
Наших политруков зовут GQ, FHM и XXL. Мы не задаем вопросов. Они не могут
ошибаться. Они знают ответы на все вопросы. Будь готов. Будь в строю,
говори, думай и делай как говорят. Веди себя по уставу. Любимый галстук
лимонного цвета вместе с очками с голубыми стеклами отправляются на свалку.
Мы пристроились и мимикрировали, скрыв за бизнес-прическами свой испуг перед
жизнью. Мы храбримся и делаем вид, что мы состоялись. Мы продаем ничего для
никого и получаем за это деньги, чтобы купить другое ничего. И чем больше
ничего мы можем купить, тем полнее мы думаем, мы живем.
Место, где мы проводим большую часть жизни, похоже на морг, каким он бывает
в американском кино. Цветовой спектр - от белого к светло-серому. Цветные и
яркие детали, будь-то кофейная кружка или плакат, выглядят чужеродно и
шокирующе, как порножурнал в школьной библиотеке. Иногда, бросая вялый вызов
моргу, мы делаем перестановку мебели, бессмысленно меняя порядок серых кубов
в белой комнате. Странно, как будто передвижением ящиков с телами можно
сделать обстановку в мертвецкой более непринужденной. Мы - полицаи. Вместо
того чтобы спрятаться в лесу с вилами и снять "шмайссер" с убитого фрица, мы
напялили на рукав повязку с крестом и истово принялись заслуживать у
оккупантов корову и земельный надел.
Мы - японская рок-группа, поющая на английском. Мы запятнали честь нашего
древнего самурайского рода, но и это не станет для нас пропуском в чарты
биллборда, слов все равно не разобрать. Мы - самозванцы. Признаком
завоеванной свободы считается возможность поздно приходить на работу либо не
ходить на нее вовсе, проводя время в фитнес-центрах, ночных клубах и
борделях. Часто все три заведения оказываются под одной крышей и с той же
вывеской.
Мы разучились совершать даже самые простые действия, не подвергая их
ненужному анализу. Утренняя молитва у людей нового тысячелетия уступила
место диалогу со вторым "я" у открытого холодильника. Мы научились
относиться к продуктам, как к врагам, сразу оценивая потенциального
противника на количество калорий и вредность. Итак, яйца, хлопья, бекон
(сальмонелла, сублимат, холестерин). Раньше я давился йогуртом, успокаивая
себя тем, что пусть невкусно, зато полезно. Съеденный йогурт был
индульгенцией за пять сигарет. А вот недавно я прочитал в GQ, что йогурт
губительно влияет на мозг. Черт, я так и знал. Похоже, в наше время
безопаснее всего курить.
У меня на кухне - с десяток хитроумных дивайсов для приготовления кофе.
Итальянская эспрессо-кофеварка, армянская турка, вьетнамская
ситечко-кастрюлька, французский пресс, американская фильтр-машина. Если бы
ко мне в гости пришли вьетнамец, турок, американец и итальянец, каждый из
них мог бы рассчитывать на аутентичный кофе. Но они не придут. Ко мне вообще
не ходят гости. Зачем им ходить ко мне? Я не обсуждаю с ними икеевскую
мебель и телесериалы, я не напиваюсь под ритуальные мужские разговоры о
любовницах и бизнесе, мне плевать на женские истории о детях. Я не умею
дружить. Я социопат. Часто я смотрю в окно и представляю, как все эти дома
внезапно сотрясает мощная взрывная волна от сброшенной пару секунд назад на
Тверскую атомной бомбы. Тогда бы я выскочил на улицу и стал бы орать тебе в
лицо: ну что, дождался?! Что ты видишь умирая - аристоновский холодильник?
"Рено Меган" турецкой сборки? Зато первый взнос небольшой, страховка да
каско, салон - нет, я кожаный не стал делать. Ребенка, который в детстве
мечтал быть космонавтом, а вырос алкоголиком? Ты прожил тридцать лет, ни
разу не познав, каково это - пробираться влажными джунглями с "калашниковым"
на шее или убегать берлинскими подворотнями от преследующих тебя агентов
Ми-5. Все, что ты делал, - старался вкуснее пожрать, больше выпить и
изощреннее потрахаться. Ты - банальность, вчерашняя новость, дешевое
повидло. Я убью тебя, потому что у тебя - мое лицо..."
Я вот прочитал и увидел, что частично это относится и ко мне. Слава богу, что только частично... Думаю, не я один такой.
Ежедневно, кроме выходных, мы проводим вместе по девять часов - с десяти
утра до семи вечера. Сорок пять часов в неделю. Если составить график жизни,
то получится, что мы проводим друг с другом времени больше, чем с женами,
родителями, друзьями. Больше, чем спим. Больше, чем отдыхаем.
Мы - сослуживцы. Коллеги. Мы небрежно пользуемся профессиональной лексикой -
прайсинг, мерчандайзинг, кросс-промоушн, холд-бэк и мисандерстендинг, мы
называем склад стоком, а запчасти - спейрес, мы освоили способ разговора по
двум телефонам и е-мейлу сразу. Мы влились во всемирный рыцарский орден
менеджеров, в самую массовую секту, обрядившись в ритуальный темный
однобортный костюм, черные ботинки и неяркий галстук. Отличительные знаки
нашего теневого ордена - торговые марки. Рядовые носят Bennetton, сержанты -
Berghaus. Звание лейтенанта присваивается с покупкой пиджака от Pierre
Cardin. Майор одевается в Hugo Boss, полковник носит Gucci. Пришиваемая
вручную подкладка генеральских мундиров снабжена магическим квадратом с
надписями Armani, Versace, Ermengildo Zegna. Наша медаль "За отвагу" -
золотой Parker в нагрудном кармане, наш орден Ленина - Patek Phillipe на
левом запястье. Tissot и Longines мы дарим нашим солдатам за храбрость.
В наших родовых замках - свободная планировка, дубовый паркет,
кондиционированный воздух с запахом сосны, гостевые ванная и туалет,
подземный гараж и дрессированный консьерж, который сохраняет правильное
выражение лица в любых ситуациях. Мы не демонстрируем знакомым боевые топоры
с насечками по количеству убитых врагов - мы заслуживаем уважение
квадратными метрами. Вместо "он сбил двух фрицев под Ейском" мы говорим "у
него сто сорок квадратов на Октябрьской".
Наших политруков зовут GQ, FHM и XXL. Мы не задаем вопросов. Они не могут
ошибаться. Они знают ответы на все вопросы. Будь готов. Будь в строю,
говори, думай и делай как говорят. Веди себя по уставу. Любимый галстук
лимонного цвета вместе с очками с голубыми стеклами отправляются на свалку.
Мы пристроились и мимикрировали, скрыв за бизнес-прическами свой испуг перед
жизнью. Мы храбримся и делаем вид, что мы состоялись. Мы продаем ничего для
никого и получаем за это деньги, чтобы купить другое ничего. И чем больше
ничего мы можем купить, тем полнее мы думаем, мы живем.
Место, где мы проводим большую часть жизни, похоже на морг, каким он бывает
в американском кино. Цветовой спектр - от белого к светло-серому. Цветные и
яркие детали, будь-то кофейная кружка или плакат, выглядят чужеродно и
шокирующе, как порножурнал в школьной библиотеке. Иногда, бросая вялый вызов
моргу, мы делаем перестановку мебели, бессмысленно меняя порядок серых кубов
в белой комнате. Странно, как будто передвижением ящиков с телами можно
сделать обстановку в мертвецкой более непринужденной. Мы - полицаи. Вместо
того чтобы спрятаться в лесу с вилами и снять "шмайссер" с убитого фрица, мы
напялили на рукав повязку с крестом и истово принялись заслуживать у
оккупантов корову и земельный надел.
Мы - японская рок-группа, поющая на английском. Мы запятнали честь нашего
древнего самурайского рода, но и это не станет для нас пропуском в чарты
биллборда, слов все равно не разобрать. Мы - самозванцы. Признаком
завоеванной свободы считается возможность поздно приходить на работу либо не
ходить на нее вовсе, проводя время в фитнес-центрах, ночных клубах и
борделях. Часто все три заведения оказываются под одной крышей и с той же
вывеской.
Мы разучились совершать даже самые простые действия, не подвергая их
ненужному анализу. Утренняя молитва у людей нового тысячелетия уступила
место диалогу со вторым "я" у открытого холодильника. Мы научились
относиться к продуктам, как к врагам, сразу оценивая потенциального
противника на количество калорий и вредность. Итак, яйца, хлопья, бекон
(сальмонелла, сублимат, холестерин). Раньше я давился йогуртом, успокаивая
себя тем, что пусть невкусно, зато полезно. Съеденный йогурт был
индульгенцией за пять сигарет. А вот недавно я прочитал в GQ, что йогурт
губительно влияет на мозг. Черт, я так и знал. Похоже, в наше время
безопаснее всего курить.
У меня на кухне - с десяток хитроумных дивайсов для приготовления кофе.
Итальянская эспрессо-кофеварка, армянская турка, вьетнамская
ситечко-кастрюлька, французский пресс, американская фильтр-машина. Если бы
ко мне в гости пришли вьетнамец, турок, американец и итальянец, каждый из
них мог бы рассчитывать на аутентичный кофе. Но они не придут. Ко мне вообще
не ходят гости. Зачем им ходить ко мне? Я не обсуждаю с ними икеевскую
мебель и телесериалы, я не напиваюсь под ритуальные мужские разговоры о
любовницах и бизнесе, мне плевать на женские истории о детях. Я не умею
дружить. Я социопат. Часто я смотрю в окно и представляю, как все эти дома
внезапно сотрясает мощная взрывная волна от сброшенной пару секунд назад на
Тверскую атомной бомбы. Тогда бы я выскочил на улицу и стал бы орать тебе в
лицо: ну что, дождался?! Что ты видишь умирая - аристоновский холодильник?
"Рено Меган" турецкой сборки? Зато первый взнос небольшой, страховка да
каско, салон - нет, я кожаный не стал делать. Ребенка, который в детстве
мечтал быть космонавтом, а вырос алкоголиком? Ты прожил тридцать лет, ни
разу не познав, каково это - пробираться влажными джунглями с "калашниковым"
на шее или убегать берлинскими подворотнями от преследующих тебя агентов
Ми-5. Все, что ты делал, - старался вкуснее пожрать, больше выпить и
изощреннее потрахаться. Ты - банальность, вчерашняя новость, дешевое
повидло. Я убью тебя, потому что у тебя - мое лицо..."
Я вот прочитал и увидел, что частично это относится и ко мне. Слава богу, что только частично... Думаю, не я один такой.