FilippOk
02.05.2008, 10:13
<Начало цитирования.>
Май.
Да, был, есть и будет май.
И 9 мая - День Победы.
Не нашей - Их.
Того поколения, которое к досаде наших социальных работников всё ещё не вымерло до конца...
Того поколения, которое ещё помнит, как ЭТО было на самом деле. И чем за ЭТО пришлось заплатить.
А мы... Мы не помним. Нас ТАМ не было. И как бы мы не стремились к Их памяти, славе и доблести примазаться, ничего не получится. На чужом горбу не въедешь в рай...
Мы Их видим часто, но замечаем редко - вот такой парадокс.
Но иногда не заметить Их просто невозможно и тогда мы Их всё же замечаем. Чаще всего такое бывает накануне 9 мая - Их праздника.
Канун Дня Победы.
- ...Ура! К нам ветеран пришёл! - радостно кричит один восьмиклассник другому на перемене.
Увы, но этот восторг не имеет ничего общего с уважением к пришедшему. Просто (ура-ура-ура!) на время выступления ветерана отменён очередной урок. Весело шушукаться в задних рядах актового зала куда увлекательнее, чем писать изложение...
Нет, я, учитель, не чувствую в подобном своей персональной вины. Если государство целенаправленно и последовательно плюёт на Этих людей, то что могу изменить один я?
В конце концов превратить человеческую жизнь в сплошной мемориал и караул у Вечного огня невозможно, да и детство есть детство. Ему хочется бегать, прыгать, кричать, листать комиксы и играть. А вместо этого - сиди тут в унылом актовом зале, слушай какого-то старикашку со слезящимися глазами и морщинистым носом.
- Что там говорит историк? Что этот старичок - герой?!.. Ой, я вас умоляю! Видел я героев. В американских фильмах. Так этому старичку до них, как до луны. Его - слушать? Вы гоните! Лучше уж в мобилу поиграться...
...Пока там, в задних рядах актового зала, жмут на кнопки и приглушённо бубнят друг-другу анекдоты, на сцену поднимается Он. Худенький, сморщенный, седовласый человечек с трясущейся головой. Его прислал местный комитет ветеранов. Он оставил в школьном гардеробе старую фетровую шляпу и выцветший серый плащ. Поношенный костюм сидит на нём, как мешок, наброшенный на швабру. На этом мешке награды смотрятся удивительно нелепо...
Он берёт микрофон и таким же выцветшим, словно его пиджак, голосом рассказывает детям о войне. О том, что её не ждали, а она пришла. О том, как Его призвали. Как было трудно, но "Победа была за нами". Он говорит дежурные фразы, иногда промакивая глаза носовым платком. Зал дежурно делает вид, что ему интересно. Через сорок минут звенит звонок. Ветеран кладёт микрофон:
- Ребята, у кого-нибудь есть вопросы?
Не, вопросов нет. Ребята рвутся на перемену бегать, прыгать, кричать и играть. Им до смерти надоело сидеть, но... стоп! Ещё не всё. Урок Памяти не окончен. Кто-то у музыкального пульта включает "День Победы, как он был от нас далёк". Учителя комично машут руками - всем встать. Встали. Дослушали песню. Вразнобой прокричали старичку "спа-си-бо!.." Вот теперь всё. Ура, на волю! В пампасы!..
Топот убегающих ног. В актовом зале остаются двое. Он и я. Он собирается на выход. У меня важное задание от директора - перехватить ветерана. Вручить ему гвоздики, коробку конфет и шампанское. Это традиция у нас такая. Как к нам ветеран - так мы ему гвоздики, конфеты и шампанское. Вот такая цена памяти, да...
- Большое спасибо вам за выступление. Разрешите вручить вам от нашей гимназии цветы и этот маленький подарок...
Он, не поднимая глаз, принимает подношение, рассеянно благодарит. Я в упор смотрю на Его "иконостас": знак "Гвардия", медаль "За Отвагу", "Слава" третьей степени... И тут меня прорывает:
- А... хотите водки?
Он с большим удивлением смотрит на меня, потом разом отвердевшим голосом отвечает:
- А давайте!
И мы идём. Сначала ко мне в кабинет за заныканной "Смирновкой", потом на первый этаж за Его одеждой, в столовую за бутербродами и, наконец, на скамейку в соседний двор. Пока "беленькая" журчит в пластиковые стаканчики, он интересуется:
- Как же потом с запахом на уроки-то пойдёте?
- Никак не пойду, - говорю. - У меня сегодня больше нет занятий.
- Да? Ну тогда - добро! - говорит Он.
Мы жахаем по первой. За Победу.
...После третьей Он со мной был уже на "ты":
- Вот ты чего в школе ведёшь? Историю? Так чего ж у тебя ученики ни рожна эту самую историю не знают?
- Почему это не знают? Знают.
- Да ну? А вот спроси я у них, кто такие Жуков или генерал Богданов, ответят?
- Про Жукова точно вспомнят, а насчёт Богданова - нет.
- А ты говоришь - "знают"!.. - фыркает Он. - Какое уж тут знают, если про командарма нашей 2-й гвардейской танковой ни в зуб ногой?
Я начинаю лепетать про малое количество часов, отведённых программой на тему Великой Отечественной, но помрачневший ветеран решительно прерывает меня:
- Наливай.
...Потом он закуривает и второй раз за день начинает рассказ о войне. Как родился в 1924-м под Тулой. Как объявили о нападении Германии. Как его, десятиклассника, с семьёй эвакуировали. Как попал в армию в конце 43-го. Как он - "махра", "пяхота" - десантом на танках шёл к Берлину...
- Когда артилёры по городу первые залпы давали, там у них на батареях повара с водилами подрались, представляешь? Каждому ж хотелось хоть разик самому снаряд запулить! По "логову врага"! - и старичок заливается мелким кашляющим смехом...
Он говорит о том, как брали Берлин. Как ломились сквозь баррикады. Как били гаубицами прямой наводкой по верхним этажам, где сидели фаустники. Как его друг, подавший заявление в партию и ночами зубривший цитаты из Ленина, получил гранатный осколок...
- Лёшка бежит, а сзади - граната! И осколки во все стороны. Один - Лёхе в спину, а там - вещмешок. Так осколок проковырял все лёшкины вещи, кружку и застрял в той самой книжке Ленина. Она ж - толстенная, вот и не пробил! Мы тогда долго ещё друг дружку подначивали - надо теперь, мол, всем Ильича в штаны подкладывать, чтобы задницу не оторвало!..
Он невольно улыбается, повествуя о ранах и смерти. А как не улыбаться - это же золотое время... Его молодость.
...Над нами жарит солнце. Вокруг пахнет весной и свежесрезанной травой. А я слушаю, как вонял копотью и помойкой Берлин в 45-м. Как немки предлагали себя нашим солдатам в обмен на еду для своих оголодавших детей. Как красноармейцы под пулеметным огнем тащили в немецкие подвалы кашу, хлеб и консервы. За так. И как помогали выбраться из перепаханного боями города гражданским...
Я Его спрашиваю, почему Он это не рассказывал со сцены?
Старичок морщится, смахивает бутербродные крошки с подбородка:
- Ты думаешь, сейчас кому-то интересно про это знать?
- Думаю - да. Вот как раз это сейчас и надо знать. И помнить.
- Может быть... - Он задумывается. - Просто меня про эти штуки очень давно не спрашивали.
- А про что спрашивали?
- Про другое. Например, про то, сколько фашистов я убил на войне.
- И... сколько?
- Чёрт его знает. Они ж далеко были. По ним стреляешь, стреляешь... А попал - не попал, не видишь. Может, и ни одного не убил.
- Так и отвечали на вопрос?
- Сначала - да. А потом мне взбучку по ветеранской линии устроили. Мол - не тому молодёжь учишь. Стал говорить - "не меньше, чем мои товарищи!", - Он снова смеётся.
- Кстати... А как вы относитесь к современным акциям памяти, посвящённым Великой Отечественной?
- Это ты про что?
- Да вот взять те же георгиевские ленточки на автомашинах...
- А... Глупо это как-то. Ну, как, например, к антене машины икону привязать. Машина поедет, а икона - ну над ней бултыхаться... И смех, и грех.
...Мы сидим ещё час. Я узнаю про Его послевоенную жизнь. Про то, как выросли и разъехались Его дети. Как три года назад умерла Его парализованная жена. Про нищенскую пенсию, про дорогие лекарства, про тоскливые одинокие будни в стариковской квартире...
Под занавес разговора Он встаёт, перекидывает через руку плащ, пожимает мне руку, благодарит.
Потом подхватывает гвоздики, пакет с шампанским и конфетами. Чуть накренясь, бредёт домой. Он. 84-летний бывший гвардии сержант 2-й гвардейской танковой армии. Степан Афанасьевич. Воин-освободитель.
Очень хочется крикнуть вслед: "Слава победителям!"
Но я этого не делаю. Не дай Бог, Он уронит пакет...
<Окончание цитирования>
Автор: U96.
С праздником Великой Победы, друзья.
С новыми, таки наставшими, праздниками весны, труда, и Победы!
Май.
Да, был, есть и будет май.
И 9 мая - День Победы.
Не нашей - Их.
Того поколения, которое к досаде наших социальных работников всё ещё не вымерло до конца...
Того поколения, которое ещё помнит, как ЭТО было на самом деле. И чем за ЭТО пришлось заплатить.
А мы... Мы не помним. Нас ТАМ не было. И как бы мы не стремились к Их памяти, славе и доблести примазаться, ничего не получится. На чужом горбу не въедешь в рай...
Мы Их видим часто, но замечаем редко - вот такой парадокс.
Но иногда не заметить Их просто невозможно и тогда мы Их всё же замечаем. Чаще всего такое бывает накануне 9 мая - Их праздника.
Канун Дня Победы.
- ...Ура! К нам ветеран пришёл! - радостно кричит один восьмиклассник другому на перемене.
Увы, но этот восторг не имеет ничего общего с уважением к пришедшему. Просто (ура-ура-ура!) на время выступления ветерана отменён очередной урок. Весело шушукаться в задних рядах актового зала куда увлекательнее, чем писать изложение...
Нет, я, учитель, не чувствую в подобном своей персональной вины. Если государство целенаправленно и последовательно плюёт на Этих людей, то что могу изменить один я?
В конце концов превратить человеческую жизнь в сплошной мемориал и караул у Вечного огня невозможно, да и детство есть детство. Ему хочется бегать, прыгать, кричать, листать комиксы и играть. А вместо этого - сиди тут в унылом актовом зале, слушай какого-то старикашку со слезящимися глазами и морщинистым носом.
- Что там говорит историк? Что этот старичок - герой?!.. Ой, я вас умоляю! Видел я героев. В американских фильмах. Так этому старичку до них, как до луны. Его - слушать? Вы гоните! Лучше уж в мобилу поиграться...
...Пока там, в задних рядах актового зала, жмут на кнопки и приглушённо бубнят друг-другу анекдоты, на сцену поднимается Он. Худенький, сморщенный, седовласый человечек с трясущейся головой. Его прислал местный комитет ветеранов. Он оставил в школьном гардеробе старую фетровую шляпу и выцветший серый плащ. Поношенный костюм сидит на нём, как мешок, наброшенный на швабру. На этом мешке награды смотрятся удивительно нелепо...
Он берёт микрофон и таким же выцветшим, словно его пиджак, голосом рассказывает детям о войне. О том, что её не ждали, а она пришла. О том, как Его призвали. Как было трудно, но "Победа была за нами". Он говорит дежурные фразы, иногда промакивая глаза носовым платком. Зал дежурно делает вид, что ему интересно. Через сорок минут звенит звонок. Ветеран кладёт микрофон:
- Ребята, у кого-нибудь есть вопросы?
Не, вопросов нет. Ребята рвутся на перемену бегать, прыгать, кричать и играть. Им до смерти надоело сидеть, но... стоп! Ещё не всё. Урок Памяти не окончен. Кто-то у музыкального пульта включает "День Победы, как он был от нас далёк". Учителя комично машут руками - всем встать. Встали. Дослушали песню. Вразнобой прокричали старичку "спа-си-бо!.." Вот теперь всё. Ура, на волю! В пампасы!..
Топот убегающих ног. В актовом зале остаются двое. Он и я. Он собирается на выход. У меня важное задание от директора - перехватить ветерана. Вручить ему гвоздики, коробку конфет и шампанское. Это традиция у нас такая. Как к нам ветеран - так мы ему гвоздики, конфеты и шампанское. Вот такая цена памяти, да...
- Большое спасибо вам за выступление. Разрешите вручить вам от нашей гимназии цветы и этот маленький подарок...
Он, не поднимая глаз, принимает подношение, рассеянно благодарит. Я в упор смотрю на Его "иконостас": знак "Гвардия", медаль "За Отвагу", "Слава" третьей степени... И тут меня прорывает:
- А... хотите водки?
Он с большим удивлением смотрит на меня, потом разом отвердевшим голосом отвечает:
- А давайте!
И мы идём. Сначала ко мне в кабинет за заныканной "Смирновкой", потом на первый этаж за Его одеждой, в столовую за бутербродами и, наконец, на скамейку в соседний двор. Пока "беленькая" журчит в пластиковые стаканчики, он интересуется:
- Как же потом с запахом на уроки-то пойдёте?
- Никак не пойду, - говорю. - У меня сегодня больше нет занятий.
- Да? Ну тогда - добро! - говорит Он.
Мы жахаем по первой. За Победу.
...После третьей Он со мной был уже на "ты":
- Вот ты чего в школе ведёшь? Историю? Так чего ж у тебя ученики ни рожна эту самую историю не знают?
- Почему это не знают? Знают.
- Да ну? А вот спроси я у них, кто такие Жуков или генерал Богданов, ответят?
- Про Жукова точно вспомнят, а насчёт Богданова - нет.
- А ты говоришь - "знают"!.. - фыркает Он. - Какое уж тут знают, если про командарма нашей 2-й гвардейской танковой ни в зуб ногой?
Я начинаю лепетать про малое количество часов, отведённых программой на тему Великой Отечественной, но помрачневший ветеран решительно прерывает меня:
- Наливай.
...Потом он закуривает и второй раз за день начинает рассказ о войне. Как родился в 1924-м под Тулой. Как объявили о нападении Германии. Как его, десятиклассника, с семьёй эвакуировали. Как попал в армию в конце 43-го. Как он - "махра", "пяхота" - десантом на танках шёл к Берлину...
- Когда артилёры по городу первые залпы давали, там у них на батареях повара с водилами подрались, представляешь? Каждому ж хотелось хоть разик самому снаряд запулить! По "логову врага"! - и старичок заливается мелким кашляющим смехом...
Он говорит о том, как брали Берлин. Как ломились сквозь баррикады. Как били гаубицами прямой наводкой по верхним этажам, где сидели фаустники. Как его друг, подавший заявление в партию и ночами зубривший цитаты из Ленина, получил гранатный осколок...
- Лёшка бежит, а сзади - граната! И осколки во все стороны. Один - Лёхе в спину, а там - вещмешок. Так осколок проковырял все лёшкины вещи, кружку и застрял в той самой книжке Ленина. Она ж - толстенная, вот и не пробил! Мы тогда долго ещё друг дружку подначивали - надо теперь, мол, всем Ильича в штаны подкладывать, чтобы задницу не оторвало!..
Он невольно улыбается, повествуя о ранах и смерти. А как не улыбаться - это же золотое время... Его молодость.
...Над нами жарит солнце. Вокруг пахнет весной и свежесрезанной травой. А я слушаю, как вонял копотью и помойкой Берлин в 45-м. Как немки предлагали себя нашим солдатам в обмен на еду для своих оголодавших детей. Как красноармейцы под пулеметным огнем тащили в немецкие подвалы кашу, хлеб и консервы. За так. И как помогали выбраться из перепаханного боями города гражданским...
Я Его спрашиваю, почему Он это не рассказывал со сцены?
Старичок морщится, смахивает бутербродные крошки с подбородка:
- Ты думаешь, сейчас кому-то интересно про это знать?
- Думаю - да. Вот как раз это сейчас и надо знать. И помнить.
- Может быть... - Он задумывается. - Просто меня про эти штуки очень давно не спрашивали.
- А про что спрашивали?
- Про другое. Например, про то, сколько фашистов я убил на войне.
- И... сколько?
- Чёрт его знает. Они ж далеко были. По ним стреляешь, стреляешь... А попал - не попал, не видишь. Может, и ни одного не убил.
- Так и отвечали на вопрос?
- Сначала - да. А потом мне взбучку по ветеранской линии устроили. Мол - не тому молодёжь учишь. Стал говорить - "не меньше, чем мои товарищи!", - Он снова смеётся.
- Кстати... А как вы относитесь к современным акциям памяти, посвящённым Великой Отечественной?
- Это ты про что?
- Да вот взять те же георгиевские ленточки на автомашинах...
- А... Глупо это как-то. Ну, как, например, к антене машины икону привязать. Машина поедет, а икона - ну над ней бултыхаться... И смех, и грех.
...Мы сидим ещё час. Я узнаю про Его послевоенную жизнь. Про то, как выросли и разъехались Его дети. Как три года назад умерла Его парализованная жена. Про нищенскую пенсию, про дорогие лекарства, про тоскливые одинокие будни в стариковской квартире...
Под занавес разговора Он встаёт, перекидывает через руку плащ, пожимает мне руку, благодарит.
Потом подхватывает гвоздики, пакет с шампанским и конфетами. Чуть накренясь, бредёт домой. Он. 84-летний бывший гвардии сержант 2-й гвардейской танковой армии. Степан Афанасьевич. Воин-освободитель.
Очень хочется крикнуть вслед: "Слава победителям!"
Но я этого не делаю. Не дай Бог, Он уронит пакет...
<Окончание цитирования>
Автор: U96.
С праздником Великой Победы, друзья.
С новыми, таки наставшими, праздниками весны, труда, и Победы!