Нулевой вылет. Рассказ. Часть 4

II


Гвардии капитан Воронин совершал разведывательный полёт в районе Берлина. Сегодня, как и вообще всё последнее время, он рыскал глазами по земле и по небу с особенной тщательностью - война шла к концу и глупо было бы погибнуть за несколько дней до победы, пройдя такой полный различных передряг и опасностей боевой путь.
     Воронин никогда не думал становиться лётчиком. Еще в школе он всерьёз заинтересовался историей, и после окончания десятого класса поступил на исторический факультет Московского университета. Учиться ему в общем-то нравилось, хотя иногда он чувствовал смутную потребность вырваться за пределы тесных марксистско-ленинских догм, на просторы широких философских обобщений. Впрочем, времена были суровые, и смутные потребности могли легко превратиться в явные неприятности. Но судьба была милостива к молодому студенту и даже как будто бы сама шла ему навстречу.
      После успешной защиты дипломной работы, которая называлась «Роль христианского мировоззрения в установлении монголо-татарского ига», Воронин был вызван в районный военкомат. В кабинете, куда пригласили зайти Воронина, за столом сидел средних лет военный. Представившись майором Ивановым, военный предложил Воронину сесть, и без лишних предисловий сразу перешёл к делу. Он сказал, что занимается набором людей в особый исторический отдел Генерального штаба. Отдел занимается разработкой историко-философских концепций различных видов вооружения и комплектуется офицерами всех родов войск, которые помимо своей основной профессии пишут по заданию руководства особого рода отчёты. «Мы занимаемся чем-то вроде философии оружия, - сказал майор, - подробности вы узнаете потом, сейчас главное решить в принципе. Я ознакомился с вашим дипломом. Не скажу, чтобы я был от него в восторге, но мне нравится направление ваших мыслей. Особенно вот это место из заключения». Взяв со стола папку, на которой ничего не было написано, и полистав лежащие в ней страницы Воронинского диплома, майор прочитал вслух: «Льющаяся через край энергия молодого русского государства, времён первых киевских князей, доставила немало хлопот его соседям. Ни частые войны с Византийской империей на юге, ни постоянная борьба с кочевниками на Востоке не могли полностью исчерпать её. Но то, что не удалось мечам греков и саблям печенегов, удалось христианству. Русь приняла христианство из рук стареющей культуры, как принимает свою первую книгу ребенок из рук родителей. Полный уважения к неведомому ещё знанию, он со всей неискушенностью и наивностью юного возраста верит всему, что встретит на её страницах. Новообращённые христиане, еще вчера по-детски радующиеся всему, что посылает им жизнь и не требующие от неё ничего большего, узнали вдруг, что живут во грехе. Силы, необходимые для обороны своей страны, пошли теперь на внутреннее самоедство - неизбежный спутник евангельской проповеди. Первые библейские пророки, смерть и воскресение Христа, рай и ад, страшный суд - эти и многие другие образы и понятия должен был усвоить и осмыслить русский человек того времени. Единый и законченный мир древнего язычника под напором огромного количества новой информации раскололся на множество составных частей, и как политическое следствие этой революции в сознании раскололась на множество княжеств некогда единая Киевская Русь.
     Татары стали нашим горьким лекарством. Поставив под угрозу само существование русских как народа, они заставили нас вспомнить, что есть что-то более важное, чем наши личные проблемы, даже если эти проблемы носят возвышенно-религиозный характер, а именно: защита родной земли от захватчиков. На повестку дня встал вопрос об объединении разрозненных княжеств в единое государство, ибо только таким путём можно было добиться успеха в борьбе с татарами. Такое объединение не могло произойти вокруг Киева - этот город слишком настойчиво ассоциировался с огромным количеством ненужной религиозной информации, которая и послужила причиной распада Киевской Руси. Для того, чтобы опять собраться с силами, нужно было очиститься от ненужного информационного мусора, и русский народ инстинктивно подался в глухие леса северо-востока, прочь от Киева и подрывного византийского влияния...»
«Вы слишком любите затягивать свою мысль, - откладывая диплом в сторону, сказал майор. - Вам надо научиться выражать мысли кратко и по существу. Впрочем, это дело наживное. В общем, вы нас устраиваите. Вашего согласия я не спрашиваю. Время сейчас тревожное, и каждый должен быть там, где он может принести максимум пользы родине. Вы согласны?». Вопрос майора был, конечно же, риторический, и Воронин не совсем ещё понимая, какой крутой поворот происходит в его жизни, ответил "да". « Вот и отлично. Для начала вам необходимо будет продолжить своё образование. Вы получите пропуск в специальный архив, где хранятся книги не только не доступные для простых граждан СССР, но и запрещенные. Вы, конечно, понимаете, что чтение подобного рода литературы налагает на вас особую ответственность. Я настоятельно рекомендую вам вступить в члены ВКП(б), и параллельно с тем, что вы будете изучать в спецархиве, конспектировать сочинения Маркса, Ленина и Сталина для того, чтобы, так сказать, не отрываться от корней. На продолжение вашего обучения я даю вам год, по истечении которого мы решим, в какой конкретно вид вооружённых сил вас направить».
     После получения пропуска в спецотдел Воронин с головой погрузился в неизведанный океан нового знания. Он занимался по специально для него составленной программе. Дзэн-буддизм, Розанов, Бердяев, Шпенглер, Фрейд и многое, многое другое каждый день открывал для себя будущий покоритель небес. Нельзя сказать, чтобы прочитанные книги сильно пошатнули коммунистическое мировоззрение Воронина. Скорее они дополняли его, уютно укладываясь в прокрустово ложе исторического материализма. Так, например, в мыслях Шпенглера о том, что «русская, безвольная душа, прасимволом которой предстаёт бесконечная равнина, самоотверженным служением и анонимно тщится затеряться в горизонтальном братском мире. Помышлять о ближнем, отталкиваясь от себя, нравственно возвышать себя любовью к ближнему, каяться ради себя - всё это выглядит ей знаком западного тщеславия и кощунством, как и мощное взыскание неба наших соборов в противоположность установленной куполом кровельной равнине русских церквей» Воронин усмотрел удачное историко-философское обоснование как Октябрьской Революции 1917 года, так и того, что произошло после неё («Безвольная русская душа», изнасилованная умственной разнузданностью русской интеллигенции XIX - начала XX вв., совершает переворот, в результате которого эта самая интеллигенция, непомерно и незаконно интеллектуально возвысившаяся над основной массой населения «бесконечной равнины» и возомнившая себя мозгом нации, получает своё законное место и определение- «...это не мозг, а говно»), а книга Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма» если и не оправдывала власть большевиков, то, во всяком, случае относилась к новому режиму с пониманием.