Нулевой вылет. Рассказ. Часть 3

Вефинг решил отвлечься от навязчивых воспоминаний и посмотрел вниз. Там колонна русских танков двигалась по направлению к Берлину. Остановить её было нечем. Полная бесперспективность настоящего вызывала отчаяние и в очередной раз заставляла усомниться в своей реальности.
Первые сомнения в реальности происходящего появились у Вефинга ещё когда он был ребёнком. Сидя на крыльце родительского дома и наблюдая порхание бабочек над сочной зелёной травой, будущему пилоту Люфтваффе казалось иногда, что этот пёстрый и яркий мир летних красок является лишь приятным сном, который продолжается лишь потому, что он в него верит, и стоит только сделать маленькое усилие и захотеть проснуться, как всё исчезнет сразу и навсегда.
     Впрочем, бурная предвоенная жизнь в Германии не позволила Вефингу долго сомневаться в своей реальности. Гимназия, аэроклуб, лётная школа Люфтваффе, первые самостоятельные полёты... Нет, жизнь была слишком насыщенной, слишком полной, чтобы не быть настоящей.
     Но даже броню «Королевского Тигра» когда-нибудь пробивает снаряд, - заметил один водитель танка после того, как у обоих снесло башню.   Осенью 1942-го года Вефинг был переведен в Норвегию для борьбы с конвоями союзников. Тогда головной болью немецкой военной медицины стала проблема переохлаждения организма при длительных перелётах в условиях полярной зимы. Перепробовав кучу различных методов борьбы с холодом, немцы решили поэкспериментировать с таблетками «экстази». В то время о них было мало что известно, однако, некоторые результаты, полученные при опытах на военнопленных, вселяли определённый оптимизм. В числе первых, на ком испробовали новинку, была и эскадрилия майора Вефинга.        
Вефинг проглотил свою таблетку незадолго до вылета. То же самое сделали все остальные пилоты его эскадрилии. Как сказал врач, специально приехавший из Берлина для наблюдения за экспериментом, действие «экстази» должно было начаться примерно через 50 минут после приёма. На вопросы о возможных эффектах, медицинский светила уклончиво ответил, что это должно помочь. Впрочем, немецкие лётчики не привыкли долго рассуждать, и если кому-то в Берлине взбрело в голову напичкать их таблетками сомнительного содержания,  что ж, они готовы и на это, лишь бы избавиться от проклятого холода.
     Действие таблетки началось с лёгкого головокружения, и Вефинг не придал поначалу этому никакого значения. Вскоре головокружение прекратилось, чтобы через несколько минут возобновиться с новой силой. Так продолжалось несколько раз, пока наконец на пятом или шестом «витке» Вефинг не обнаружил, что с его восприятием мира произошли кардинальные изменения. Поток мыслей, несущийся обычно стремительным потоком водопада, превратился в тихое горное озеро. Вещи, которые раньше нельзя было толком разглядеть из-за слишком большой скорости, с которой они проносились мимо, теперь описывали медленные круги на поверхности сознания и были полностью доступны для созерцания. Но главное было не в этом, а в том, что сам Вефинг и мир вокруг него (впрочем разницу между этими двумя понятиями он уже едва ли мог ощущать) наполнились таким огромным  блаженством и радостью, что всё остальное отступило на второй, если не на десятый, план, и вообще казалось вот-вот самоликвидируется за ненадобностью. Однако самоликвидации не произошло. То ли доза в таблетке была слишком маленькой, то ли мусора у Вефинга в голове было слишком много, но мысли продолжали исправно сменять одна другую, хотя их характер сильно изменился.
Друг за другом в голову Вефинга пришли две идеи, никогда не посещавшие его ранее. Первая - что он способен ответить на любой, даже самый сложный вопрос, и вторая - что любой ответ и любой вопрос суть одно и то же, а поэтому и играть в эту игру нет никакого смысла. Некоторое время Вефинг стоял на распутье, а затем, поддавшись какому-то мимолётному импульсу, решил всё-таки порыться в причинно-следственных связях временно размягшего бытия.
Почему уже несколько лет идёт эта дурацкая война - ведь мир так красив и совершенен? Ответ появился мгновенно, как вспышка молнии: из-за мыслей. Люди придают слишком большое значение разнице между мыслями, в то время как гораздо большее значение имеет их количество и скорость. Если в голове слишком много мыслей, то это неизбежно ведет к тому, что они начинают вращаться с большей скоростью. Это подобно тому, как если бы в доме жили два человека, а затем каждый день прибавлялось бы по одному. Неторопливые беседы за чашкой чая сменились бы спорами о том, кто где будет спать, а когда в каждую комнату набилось бы человек по десять, мордобой стал бы просто неизбежен. Итак, большее количество мыслей порождает их большую скорость, большая скорость приводит к агрессии, неважно, идёт ли речь об агрессии отдельного человека или целого государства. Зачем мы стремимся больше знать? Больше знаний означает больше мыслей, а больше мыслей - больше агрессии. «...Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» - пришла на ум фраза из католического детства. Почему мы не можем оставить всё как есть - ведь это вообще самое лучшее из того, что можно сделать в этой жизни? Оставить всё как есть - тогда всё будет хорошо. У Вефинга мелькнула мысль быстренько смотаться к русским и рассказать им о своём чудесном открытии. Эти славные ребята, конечно, же всё поймут и война сразу прекратится, а потом...
Размышления Вефинга прервала странная тишина, которую он заметил несмотря на сильный отрыв от суетности мирских забот. Не разобравшись ещё в чём дело, он чувствовал, однако, что эта тишина абсолютно не совместима с дальнейшим полётом, а приложив ёще немного усилий для возвращения из царства гармонии в тесную кабину мессершмитта, заметил, что остановился двигатель.
Вефинг приземлился на одних инстинктах. Вспоминая это впоследствии, он называл это «внутренним автопилотом». Приземлившись и оглядевшись вокруг, он заметил быстро приближающихся людей, выкрикивающих на ходу какие-то немецкие слова. Дальше всё было как обычно.
Результаты «берлинского эксперимента» были таковы: из эскадрильи вернулись только он и его ведомый, Ральф Маевски. Куда делись остальные, наверное, уже никто никогда не узнает... На следующий день после экспериментального вылета Маевски, выбив стекло в санитарной части, где хранились таблетки, и захватив около двадцати штук «экстази», скрылся в неизвестном направлении. Через несколько часов поднятая по тревоге охрана аэродрома обнаружила счастливца в заброшенном сарае в нескольких километрах от взлётной полосы. Выражение лица Маевского было ни на что не похоже, но если бы в Люфтваффе существовал «фэйс контроль», у беглеца не было бы ни малейшего шанса его пройти. Вырываясь из рук охранников, он кричал, что познал тайну бытия, а на просьбу огласить её присутствующим, сказал буквально следующее: «Всё пахнет авиационным бензином». Стоит ли говорить о том, что человека с таким огнеопасным мировоззрением нельзя было оставлять один на один с современным истребителем, и бедняга был сослан на восточный фронт, в пехоту. Вскоре тема «экстази» изчезла из немецкой военной медицины, оставив, однако, неизгладимый след в душе пилота Люффтвафе Петера Вефинга.
И вновь, на сей раз приятные, воспоминания Вефинга прервала суровая действительность. В разрыве облаков он заметил летящий на запад русский истребитель. Сделав боевой разворот и дав полный газ своему Bf-109G6/AS, Вефинг стал стремительно сближаться с противником.