Есть ли данные о потерях ведОмых?
У Хартманна, у Кожедуба, у Покрышкина, у Ралля, Крупински, Бакгхорна и т.д Или "тайна сия велика есть"?
Вид для печати
Есть ли данные о потерях ведОмых?
У Хартманна, у Кожедуба, у Покрышкина, у Ралля, Крупински, Бакгхорна и т.д Или "тайна сия велика есть"?
Цифер не видел. Но у хорошего ведущего ведомые не пропадают обычно. Такова народная точка зрения по мемуарам.
У Сабуро Сакаи не пропало НИ ОДНОГО ведомого :) Учитесь, господа! ;)
За Хартмана была тема в брошюрке "Лучший ас второй мировой", что якобы он не потерял ни одного ведомого - такой он был белый и пушистый.
Да, вроде, их у него и не было. ;) Японцы, вроде, предпочитали индивидуально драться...Цитата:
Сообщение от =FB=Charger
Одного вроде сбили, но он был из "бомберов", майор. Остался жив.Цитата:
Сообщение от pakman
PS а вот ехидничаешь ты зря. Если ведУщий не теряет ведОмого, то это признак очень высокого класса (тщательный рассчет атаки) и то что он не имеет обыкновения... э-ээ дальше сам додумаешь
Яп летали тройками-так что у него был не ведомый а аж ведомыеЦитата:
Сообщение от 71Stranger
Из всего, что довелось узнать про Пацифистский ТВД, создалось у меня впечатление, что там взаимодействия жестко зафиксированных пар в бою не было. Ошибаюсь??? :confused:
Если верить Сабуро Сакаи, то да, жесткого взаимодействия не было, по крайней мере в начале. Несколько раз в книге упоминались такие вещи как "...я махнул рукой показывая, что преследую противника и пошел..." То есть тройка разбивалась только в путь.
У япошек радиосвязи небыло, по этому ведомые за ведущего держались двумя руками. Как мне пормнится оба ведомых Сакаи погбли когда тот лежал в госпитале после ранения. Так что похоже что он берёг своих пацанов.
Хартманн тоже всех своих ведомых назад приводил , но это из источников не вполне заслуживающих доверия.....
Легенда о Покрышкине гласит, что когда Он вылетал со своими на задание, потерь у него не бывало. В том числе, естественно, и среди ведомых.
Не знаю правда ли, но хочется верить.
Вроде было у Покрышкина. Правда, тот случай что я помню из его книги, полноценной потерей назвать нельзя(быстро вернулся в строй)но могло повернуться и по-другому.. Если это еще ведомый был, а не ведущий ругой пары. А вообще, потери бывали. Особьо поначалу. Но и в конце войны. Правда, в конце он почти не летал.
фрагмент интервью с А.Гриславски
---------------
А.Д. А кто из летчиков наиболее внимательно относился к ведомым, к качмарекам?
А.Г. Лично я всегда возвращался с ведомым и ни одного не потерял. Всегда. Я всегда считал себя учителем и говорил ведомому – я учитель, а ты ученик. Смотри и делай как я, а я о тебе позабочусь. А вот Штайнбац, например, частенько возвращался без ведомого. Он не слишком волновался о них, больше стремился счет набрать.
У амеров было. Причем чем дальше , тем больше уделялось внимания взаимодействию в группе и с "землей".Цитата:
Сообщение от denisso
Наведение истребителей по данным РЛС так же было образцовым.
Японцы большую часть войны полагались восновном на индивидуальное мастерство пилотов и "высокий боевой дух" , которые они считали главным фактором победы.
К сожалению, Ваня, данных по ЭТОЙ теме мало. Очень мало, поскольку ведУщий, спасающий свою задницу ведОмым (кидАл его как "кость псам") не будет об этом распространяться, а тот же Гриславски может с ГОРДОСТЬЮ сказать - я не одного не потерял! Это действительно повод гордиться не меньше чем своими победами, имхо Потому как не платил он за свою спасённую жизнь трупом ведОмогоЦитата:
Сообщение от Иван Дурак
А если его собственные мемуары почитать? :)Цитата:
Сообщение от LeonT
точнее мемуары его ведомого, фрагмент где он специально в прицел мессу влез чтоб Покрышкина тот не завалил :)
Вдруг что-то промелькнуло, и слева от меня я заметил полоску черного дыма. Накренил истребитель — и увидел, что к машине командира устремился "мессершмитт". Его камуфлированное тощее тело хищно устремилось в атаку. Там — фашист. Сейчас он, зло прищурившись, впился взглядом в "сетку". А в ней — мой командир, сосредоточивший сейчас все свое внимание на прицеле, в который уже вписывался тяжело груженный "Юнкерс-88".
Александр Иванович знал, что хвост его истребителя надежно прикрыт — он надеялся на меня, верил, что какой бы сложной ни была обстановка, я его не подведу. В этом он уже не раз убеждался.
А теперь?.. В первое мгновение я даже не поверил своим глазам, но тут же представил себе, что пройдет еще секунда — две и...
"Нет, сам погибну, но командира должен спасти!" — решил я и бросил истребитель на врага.
Огромная тяжесть перегрузки навалились на меня, в глазах потемнело. И тут же неожиданно почувствовал резкий удар. Ручка управления вырвалась из туго сжатой ладони, самолет вздрогнул, стал с правым креном стремительно переворачиваться на спину. Я поймал ручку, с трудом вывел машину в горизонтальное положение. В центроплане зияла пробоина, уже разгоралось желто-красное пламя, за самолетом тянулась сероватая струйка дыма.
Нет, о себе я не думал. Мозг сверлила мысль: "Командир в опасности!..."
Успел вовремя. Моя машина выросла перед "мессером", и в тот же миг очередью, предназначавшейся "сотке", гитлеровский летчик прошил мой истребитель. Самолет горел, но жил. Мотор работал без перебоев. С левым креном я ухожу домой, пытаясь скольжением сбить пламя. Тщетно. Бросил взгляд на приборную доску: все показания пока нормальны. Запоминаю время: 6 часов 10 минут.
Все труднее управлять машиной. Радиосвязь прекратилась. По моим подсчетам, до линии фронта — километров двадцать. Тяну на свою территорию. В кабине еще ни дыма, ни огня нет, и я снимаю кислородную маску. Осмотрелся. Вижу, как сзади левым разворотом на меня заходят два "мессера": значит, решили добить.
Обстановка складывается сложная. Горящий самолет плохо управляем.
Теперь все мое внимание приковано к этим двум вражеским истребителям. Уже началось сближение, и я стараюсь определить дистанцию, с которой противник откроет огонь. Кажется, сейчас! Даю правую ногу и приотпускаю ручку управления. Самолет резко бросило вправо. В тот же миг трасса прошла левее и где-то впереди вспыхнули шапки разрывов.
"Мессеры" левым боевым разворотом ушли вверх. Значит, будут атаковать еще. Занял такое же положение, как и прежде. Главное внимание сосредоточил на задней полусфере. В кабине уже пахнет гарью, появился дым. Мной овладело тревожное беспокойство: в любую минуту самолет может взорваться. А прыгать с парашютом рано: до линии фронта еще не дотянул. Решаю так: пока работает мотор, пока машина мне послушна — буду тянуть домой!
Под приборной доской замечаю оранжевые язычки. Вот уже пламя достает правую ногу, и я снимаю ее с педали, поджимаю к сиденью. Усилием левой ноги и ручкой управления удерживаю самолет, но вскоре вынужден убрать под себя и левую ногу.
Кабина быстро заполняется едким дымом, стало жарко. Дышать трудно, давит кашель.
Самолет со снижением на большой скорости идет прежним курсом. "Мессеры", решив, очевидно, что моя песня спета, больше не атакуют.
Пристально всматриваюсь вниз, но из-за дыма землю плохо вижу, не могу распознать местность, над которой пролетаю. Вот-вот вспыхнет на мне одежда. По времени чувствую, что линия фронта позади. Надо прыгать! Аварийно сбрасываю дверцу кабины. Руками закрываю от огня лицо и ныряю вниз.
Нахожусь в свободном падении. Но меня подстерегла новая беда: штопор. Раскрыть парашют в этом случае нельзя — мое вращающееся тело закрутят стропы, и парашют не раскроется полностью. А скорость падения возрастает.
Как в подобном случае выйти из критического положения? Мгновенно вспомнилась рекомендация инструктора: надо остановить вращение, принять нормальное положение. А земля стремительно приближается.
Движениями рук и ног прекращаю вращение, падаю "крестом", лицом вниз. Скорость падения снизилась, но до земли не так уж много. С силой дергаю вытяжное кольцо. За спиной чувствую движение. И тотчас же последовал рывок.
Парашют раскрылся!..
До земли осталось метров 150-200. Внизу людей не видно — ни своих, ни немцев.
Приземлился удачно, и освободившись от подвесной системы, отбежал в кустарник. Огляделся. Прислушался. Пытаюсь разобраться в обстановке.
............................................
Минут через сорок прилетел Александр Иванович Покрышкин с нашими товарищами и крепко пожал мне руку. Сказал всего два слова:
— Молодец, спасибо!
На следующий день на разборе Покрышкин отметил мою и Березкина самоотверженность, но, как всегда, сказал он об этом просто, скупо: все сделанное нами входило в рамки покрышкинских заповедей воздушного бойца. А это значит, что действовал я так, как надо.
Голубев Георгий Гордеевич
В паре с «сотым»
Ага. В общем, правильно ПМСМ. Ведомый должен беречь ведущего, смотреть за задней полусферой. Прозевал атаку - разруливай.
Зы: У нас с тобой ориджины перекликаются. :)
Выходит, шутит легенда... :( :) (советский документальный фильм о Покрышкине)
А мемуары обязательно перечитаю...
Это как понимать? Какие шапки разрывов?Цитата:
Сообщение от JGr124_Barakuda
Как, какие? Меховые, ими немцы нас закидывали, а когда не вышло, их пропаганда начала трубить, что это мы их шапками закидали :DЦитата:
Сообщение от Apache
А вообще не знаю, самоликвидаторы то у взрывателей были, но чтоб вот прям так, шапки перед носом видеть...не на 300 же метров они настроены были.
А может автроа просто переклинило маленько. Книгу кто писал, сам летчик, или как обычно, в лит. обработке кого-то там? Если второе, то вполне возможно художественные навороты для пущего эффекту, воткнул стандартную фразу, которую обычно про зены пишут.
Цитата:
Сообщение от LeonT
Да погодите, почему шутит-то "легенда"? Разве в этом вылете Голубев погиб? Нет.
Да дофига у него случаев подобных было. В том числе и со смертельным исходом:Цитата:
Сообщение от Rocket man
===
Настойчивость покорила меня — я назначил его ведомым в свою пару. Вылетели мы четверкой. Вторую пару возглавлял Павел Крюков.
После отхода от аэродрома я заметил позади самолета Островского струю черного дыма. Он начал отставать от нас.
— Островский, что у вас с мотором? Почему отстаете?
Николай молчал. На неоднократные запросы не ответил. Тогда приказал ему вернуться на аэродром. Не доходя до предгорий Кавказа, Островский развернулся в сторону аэродрома. "Пошел домой, порядок", — решил я.
Бомбардировщики отбомбились и, как всегда, продолжали идти на боевом курсе почти до Анапы. Над морем на развороте от второй девятки отстал внешний Пе-2. Я знал, что при нападении вражеских истребителей он будет атакован первым. Поэтому летел рядом с ним. В какой-то момент засмотрелся на появившуюся слева четверку "мессершмиттов". В это время мимо пронеслись пушечные трассы по Пе-2. Резкой горкой развернулся на атакующих. Два "фоккера" сразу же переворотом ушли вниз. На моих глазах разворачивалась трагедия. Пе-2 стал заваливаться на правое крыло, и около него раскрылись два парашюта. Все!.. Не уберег! Сбили. Дал максимальный газ мотору и стал догонять группу бомбардировщиков, от которой пара Крюкова отбивала "мессершмиттов". Я уже почти догнал группу, когда вдруг перед моим самолетом сверху вынырнул Ме-109 и начал пристраиваться в хвост группе Пе-2. Ме-109 сам влез под прицел. Оставалось только чуть довести перекрестие и нажать гашетку. Длинная очередь — и "мессер" пошел к воде. После этого остальные истребители противника ушли в сторону берега.
После посадки я спросил у Чувашкина:
— Островский сел благополучно? Что с его самолетом?
— Нет, не садился.
Это меня встревожило. Что могло случиться? Надо запрашивать населенные пункты по линии предполагаемого полета. Но телефонные запросы ничего не дали. Как осуждал я себя за то, что поддался просьбе Островского и взял его в полет.
На следующий день в штаб сообщили, что летчик 16-го гвардейского полка Николай Островский похоронен у станицы Кубанской.
===