Перед 9 маем к моему деду пришел журналист местной газеты. Взял интервью и написал небольшую статью. Хочется поделиться, всё изложено довольно кратко, но по словам деда из того что он рассказывал нечего не перековеркано и изложено почти слово в слово..
Узник, партизан, солдат…
Фёдор Карпович Конанчик 16-летним мальчишкой попал в концлагерь для военнопленных, познав весь ужас фашистской неволи. Сумев бежать из гитлеровских застенков, он громил ненавистных оккупантов сначала в составе партизанского отряда, а потом – действующей армии. С 175-й стрелковой дивизией дошёл до Потсдама (пригород Берлина). Он родился 10 февраля 1925 года в с.Людгаровка Паречского р-на Полесской (затем это была Бобруйская, ныне – Гомельская область). Рассказывая историю своей жизни, подчёркивает: люди всегда должны помнить, что такое фашизм.
Первый день войны
Окончив 7 классов, пошёл в ФЗУ г.Жданов (ныне – Мариуполь). Перед самым началом войны окончил курс обучения с похвальной грамотой.
– В памяти встаёт то воскресенье – был такой солнечный день… И вдруг объявляют: «Война! Германия напала на СССР!» Помню, как сейчас: даже солнце стало не так светить, все сделались молчаливыми, степенными… В те времена был очень хорошо организован досуг советских граждан – каждое предприятие имело клуб, работали танцплощадки, были в моде духовые оркестры. Каждый вечер, а тем более в выходные дни всё было наполнено музыкой, песнями, весельем. А тут – среди дикой, непривычной тишины – пронзительный женский плач, – вспоминает ветеран первый день войны.
Тогда он в числе пяти человек со своей группы был отправлен в Краматорск – для помощи в демонтаже оборудования машиностроительного завода им.Сталина. Фронт неумолимо приближался и однажды, проснувшись утром, ребята обнаружили, что в городе хозяйничают немцы. Последний эшелон, с которым они должны были выехать, так и остался на станции. Пятёрка молодых белорусов решила пробираться на родину. Шли ночью, стараясь обходить более или менее крупные населённые пункты. В поле под Барвенково были задержаны венграми. Мадьяры бросили мальчишек в подвал, избивая палками, допрашивали: «Партизан?» Три дня не давали ни воды, ни хлеба. А через неделю повели на станцию Лозовая, где находился лагерь для советских военнопленных.
Уроки ненависти
Для ребят начались страшные дни в неволе у фашистов. Те не смотрели, что парням было всего по шестнадцать. Питание – по поллитровой баночке высевок утром и вечером и каждодневный изнуряющий труд. Вскоре умер один из товарищей Фёдора Карповича.
– Немцы подсылали провокаторов, в задачу которых входило выявлять среди пленных офицеров, политруков или тех, кто открыто выступает против фашистской власти. Кто пытался бежать, расстреливали. Когда давали пищу, на выходе стояли охранники, которые палками избивали людей по голове, плечам: «Лос, лос!» Сколько раз слышал, как пленные солдаты, поверившие листовкам, в которых сдавшихся в плен обещали отпускать домой, каялись: «Лучше бы я погиб в бою!»
Вскоре в лагере была выявлена подпольная комсомольская группа. На двор согнали всех заключённых. Девушку, которая возглавляла подпольщиков, в одной рубашке вывели на улицу, на мороз и поставили под навес. Сверху лили холодную воду, пока она не упала.
Однажды немцы переписали всех, кто был 1925 года рождения. Таких отобрали 250 человек, дали по полбуханки хлеба и повели в городок Сахновщина. Кто не мог идти и отставал, пристреливали. Первую ночь провели в нетопленной школе, вторую – в сарае. Мороз стоял градусов 20. Уже на вторую ночь осталось около полутора сотен человек. Некоторым всё же удалось убежать. Чтобы не упасть и не замёрзнуть, я привязался ремнём к столбику, ходил вокруг и напевал «Ох, яблочко!» – не терял присутствия духа. Привели в Сахновщину и бросили в местную тюрьму. Заедали вши: их было так много, что от них была серой одежда. Спали вповалку на полу. Не все выдерживали – однажды просыпаюсь, а мой сосед уже мёртвый. Вскоре погнали дальше, в немецкую колонию Таверзня. Колония насчитывала что-то 15-20 дворов. Все мужчины служили в полиции. Нас поселили в школе. Женщины принесли хлеб, картошку, даже кусочки сала. Мы все были обмороженные, я обморозил ноги. Спрашиваем: «Что будет дальше?» Да вот, мол, поправитесь, и вас отпустят по домам. Ага, держи карман шире! Полицаи брали нас на «хозоперации» – в домах эвакуированных оставались продукты, мы их сносили и из них нам готовили еду. Вскоре нам стали разрешать ходить без сопровождения. Однажды мы с одним черниговским парнишкой пошли в крайнюю хату, и тут началась пурга. Решили: «Бежать! Если попадёмся, скажем: заблудились». И мы пошли, придерживаясь телефонных столбов...
Ещё много чего довелось пережить Фёдору Карповичу, прежде чем он добрался до Жлобино, а оттуда – в родную деревню. Попал в партизанский отряд, который базировался в отрогах Беловежской Пущи.
Фронт
К концу декабря 1943 года отряд, в котором воевал Фёдор Карпович, соединился с регулярными частями Красной Армии. Он был определён в 175-ю стрелковую дивизию и прошагал с ней до конца войны.
– За Ковель бои были тяжёлые, упорные – грязь, сильно затруднён подвоз боеприпасов. Как-то мы захватили на нейтральной полосе какое-то строение. Там я был сбит взрывной волной и осколками кирпичной стены, контужен. Лежал без сознания 8 часов. Товарищи решили, что я погиб. А среди солдат существовал неписаный закон: если убивают товарища, солдаты забирают документы, пишут письмо родным, а документы сдают в полк. Уже ночью я пришёл в себя. Меня даже не отправили в санчасть – пролежал около 5-ти дней в батальонном санитарном пункте и – в строй. Это было, как говорили, первое боевое крещение. Документы выдали уже после Победы. А пока командир выписал справку на листе тетради и я с ней так и проходил до самого конца войны, – рассказывает фронтовик.
175-я с.д. воевала на одерском плацдарме, участвовала в штурме Потсдама. В боях за Потсдам Фёдор Карпович был награждён орденом Красной Звезды. После капитуляции Германии участвовал в ликвидации немецких частей, не желающих сдаваться. После расформирования полка служил в Магдебурге, в снайперской роте, потом попал в военную авиацию. Служил на ряде аэродромов СССР и Германии механиком – Кётин, Тирасполь, Сарата… Был начальником авиационной полковой ремонтной мастерской.
В Сарате познакомился с будущей супругой, Ольгой Ивановной. Воспитали двоих сыновей. Когда Фёдор Карпович уходил в отставку, решили поселиться в Черкассах.
– Тут и море, и лес. А я и охотник, и рыбак. Так стали черкасщанами.
Автор статьи Геннадий СНОЗ
