Цитата:
А.С. Скажите бронирование Ил-2 по Вашему мнению было достаточным?
Г.Р. У Ил-2 были забронированы мотор, кабина летчика и бензобаки, да и броня была тонкая, 4-6 мм. По поводу брони на фронте шутили: «Ил-2 – кабина броня, а остальное - х…ня!» Но, даже эта безусловно тонкая броня была вещью необходимой, и защищала летчика и мотор от огня противника довольно надежно. По атакующему штурмовику не вел огонь только тот, у кого или не чем, или тот, кто не мог, или тот, кто струсил. Всё пехотное стрелковое оружие, которое было у немцев - от автоматов до крупнокалиберных пулеметов, всё вело огонь по штурмовикам. Ну что бы это была за штурмовка, если бы любая шальная пуля попавшая в двигатель выводила бы его из строя? А так хоть какая-то, а защита. Потом, стали еще ставить дополнительную броню на кабину стрелка – ставили броневой лист ниже турели. Сбоку кабина стрелка не бронировалась. По большому счету боковая броня стрелку и не была нужна, мы летчики знали, что под прямыми углами стрельбу никто не ведет, все равно не попадешь.
А.С. Как Вы оцениваете надежность бронестекла, бронекорпуса?
Г.Р. На мой взгляд, надежность брони высочайшая. Даже 20 мм снаряд из «эрликона» далеко не всегда пробивал. Бывало после боя начинаешь смотреть в тех местах, где краска отлетела - ё!, только вмятины да борозды. А «простые» пули из стрелкового оружия, это для бронекорпуса вообще ничто. Но, попаданий от простых пуль было относительно немного. В основном крупнокалиберные, да малокалиберные снаряды.
От снарядов 20 мм авиационных пушек немецких истребителей бронекорпус тоже неплохо защищал.
Но тут надо учитывать – под каким углом попадал снаряд. Чем угол попадания был острее, тем вероятность пробития брони становилась меньше. Истребители противника и были опасны тем, что, атакуя сзади, подходили близко и начинали бить в задний лист бронекорпуса. Снаряды при такой стрельбе попадают в броню под углом близком к прямому, тут, конечно, броня не выдерживает, пробивается, а за ней баки с горючим. Вот так.
Меня, как-то раз, атаковал истребитель (как потом рассказали ведомые – Bf-109), когда я выходил из пикирования. Дело было в Карелии, в минутах 30-ти лёта от аэродрома Вибица на котором мы базировались. Мы четверкой бомбили мост через речку, я был ведущим звена. И вот иду вверх, уже выхожу из атаки, как вдруг резкий удар в верхнюю броню, и это даже не взрыв, а такой звук интересный – как удар палкой по пустому ведру, с треском рвущегося металла. На какую-то секунду я потерял сознание, но тут же очнулся и перевел машину в горизонтальный полет. Осматриваюсь, все ведомые на месте, попробовал с ними связаться по рации – не работает рация. Попробовал связаться со стрелком по СПУ - не работает. Оглянулся назад – живой, чертяка! Продолжаю осматриваться - у меня решето из плоскостей, левая стойка шасси выпала (прибор показал). Но двигатель работает нормально. Чувствую, что-то течет по шее и по спине. Перехватил ручку левой рукой, а правой потер, посмотрел - кровь. Оглядываюсь дальше - в верхней броне – рваная дыра. Начал шевелить головой - накатила боль - затылок, шея и спина. Но летим потихоньку. Когда начали на посадку заходить, я рукой ведомым махнул – садитесь первыми. Полоса была узкая, я понимал, что если я сяду первым, полосу займу, то ведомые уже не сядут. Стал на посадку заходить последним, даю шасси и щитки на выпуск – не выпускаются. Сажусь «на брюхо». На выравнивании (а это высота метра 1,5) потерял сознание, но приземлился. Как? Понятия не имею. «Ил» сам сел. Что интересно, мой стрелок уцелел, не пострадал, ни при атаке «мессера», ни при посадке. А меня из кабины буквально выковыривали. Фонарь не могли открыть, корпус от удара сильно деформировался и фонарь заклинило. Так притащили здоровенный кол и только им смогли сдвинуть фонарь. Я этого не видел, мне рассказывали. Я только в госпитале в себя пришел. В Беломорске. Провалялся я там дней 25-ть, а потом снова в полк, обратно воевать. Когда прибыл на аэродром мне сразу мой «ил» показали. Его, конечно, сразу списали и как стащили его с полосы, так и остался он лежать у границы аэродрома. «Иди – говорят – полюбуйся». 126 пробоин от 20 мм снарядов и пулеметных пуль! И только один снаряд сумел пробить броню и то, в кабину проникло совсем немного осколков, хотя снаряд разорвался почти у меня над головой. В меня только два осколка попало и в шлемофоне один осколок застрял, не смог кожу пробить. Видно много энергии взрыв потратил на преодоление брони, хотя броня сверху тоненькая. Правда, надо сказать, что основное количество попаданий пришлось на плоскости, в корпус попало не много.
Что касается бронестекла, то и оно тоже было очень надежным. На меня раз в лобовую атаку «мессер» зашел. Я как раз из пике выхожу и оп! – вот он мне навстречу стреляет, только огоньки сверкают. Настолько неожиданно все получилось, что я даже на гашетки нажать не успел. Он проскочил и смылся, испугался наверно больше моего. Перепутал штурмовик с кем-то. Обычно-то немецкий истребитель на «ил» в лобовую в жизни не зайдет. Так вот, влепил этот немец мне 20 мм снаряд в лобовое стекло. Так оно всё только трещинами пошло, такой «паук в паутине» образовался.
То же самое получилось, когда мне в лобовую броню снаряд от «эрликона» попал – только трещины.
Нет, броня на штурмовике вещь очень стоящая и безусловно необходимая. Без брони штурмовика нет.
А.С. А вот было такое, когда снаряд броню пробьет, а то, что под броней (например двигатель) повредить уже не может?
Г.Р. Про двигатель ничего сказать не могу, у меня такого не было. А вот с баками подобное было часто. В бронекорпусе в районе баков дыра от 20 мм ОФС, а баки целы, все осколки застряли в протекторе, даже его не пробили.
С двигателем бывало так. После вылета смотришь и видишь глубокую борозду на капоте - след от касательного попадания 20 мм снаряда. Так снаружи борозда, а изнутри - широкая трещина. Это как, за пробитие брони идет?
А.С. 88 мм зенитки по штурмовикам стреляли?
Г.Р. А как же, стреляли, но мало. Для нас 88-мимиллиметровые были противником не основным, эпизодическим. Как, наверно, и мы для них. Для 88-мимиллиметровок штурмовики слишком трудная цель. Летаем мы низко, значит угловое смещение очень велико, а пребывание в зоне зенитного огня малое. Поэтому может за это время 88 мм зенитка выпустить по нам только 1-2 снаряда. Толку от этих снарядов мало. Осколки их БЧ нам опасны мало – броня, а прямое попадание снарядом из неавтоматической пушки в штурмовик – маловероятно, редкость (хотя бывало). Нет, МЗА мы опасались значительно сильнее.
А.С. В «западной» литературе, при описании атак немецких летчиков упоминается такой прием уничтожения Ил-2, как «стрельба по маслорадиатору»? Как вы думаете это реальный прием или придуманный?
Г.Р. Слушай, маслорадиатор выходил всего на 10 см. Вот столечко. Куда ему по маслорадиатору бить?! Прежде, чем по маслорадиатору попасть, он весь корпус снарядами обсыплет.
У меня девять воздушных боев с истребителями противника, при ста одиннадцати боевых вылетах. Меньше, чем каждый десятый боевой вылет, хотя в воздухе встречались мы с немецкими истребителями намного чаще, но к нам их просто не подпускали. Выходит, наши истребители прикрывали нас надежно.
