Проигрыш тендера нельзя считать потерей: как потерять то, чего еще нет в кармане?

в интервью “Ъ” глава «Рособоронэкспорта» АНАТОЛИЙ ИСАЙКИН рассказал:

— Анатолий Петрович, давайте начнем с закупки кораблей типа Mistral. Что за история произошла с подписью, которую адмирал Николай Борисов поставил в протоколе?
— Просто чуть-чуть поспешили. По-моему, адмирал Борисов просто не учел, какое значение придадут его подписи на протоколе. Да, это был не контракт и даже не проект контракта — это был всего лишь протокол об очередных шагах. Но другое дело, что подпись решил поставить человек, не имевший опыта таких переговорных процессов. А он участвовал и проводил эти переговоры без участия «Рособоронэкспорта», вследствие чего была допущена техническая ошибка: в итоге в протоколе была зафиксирована цена. А этого ни Минобороны, ни ФСВТС делать просто не имели права. Цена вообще появляется только тогда, как будут проведены ценовые переговоры по стоимости финальной продукции, а это уже исключительно наша прерогатива. Если мы продаем, то предварительно согласовываем цену с предприятиями, с ФСВТС, и только тогда она закрепляется в официальных документах. И вот после этого мы выходим на переговоры с покупателем. Если же покупаем мы, то все происходит с точностью наоборот: нам называют цену, а мы требуем разложить ее по позициям. Нам необходимо знать структуру цены для того, чтобы объяснить заказчику (Минобороны.— “Ъ”), из чего складываются эти миллионы или миллиарды. Адмирал Борисов этих тонкостей не знал и опередил события — ведь еще не было оговорено множество деталей, из которых складывалась итоговая цена, ее структура была непонятна. Вариант «назвали цену — согласились» здесь неприемлем. Вот этого не было сделано. Считается, что переговоры велись очень долго и сложно. Да, временами было непросто, хотя я бы не отнес эти переговоры к сверхсложным. Наоборот, контракт был заключен в довольно короткие сроки. Ведь если брать только формальную сторону, «Рособоронэкспорт» имеет право приступать к переговорам с иностранными заказчиками только после того, когда подпишет государственный контракт с заказчиком — в данном случае с Минобороны. Данный контракт по Mistral был подписан только в начале декабря, после чего мы смогли приступить к работе.

— 25 января был подписано межправсоглашение о намерениях. Для чего?

— Да, правильно. Это межправительственное соглашение было подписано между французами и российской стороной в январе. И с того момента мы проделали поистине огромную работу, причем велась она в предельно экстремальном варианте, загруженность наших специалистов была колоссальная. Постоянные переговоры с Францией вели наши специалисты в кооперации с Минпромторгом, ОСК (Объединенная судостроительная корпорация.— “Ъ”), ФСВТС и Минобороны. Работа проходила практически без перерыва все эти шесть-семь месяцев. Именно это и позволило нам в такие короткие сроки поработать и заключить этот контракт. Для меня это обычный рутинный контракт.

— А что касается двух оставшихся Mistral? Совсем недавно министр обороны Анатолий Сердюков заявил, что к январю контракт по третьему и четвертому кораблям будет заключен. Вы же на прошедшей выставке вооружений в Нижнем Тагиле сказали, что Минобороны может этот контракт заключить без помощи «Рособоронэкспорта».

— Смысл приблизительно именно такой, но суть моего заявления была информагентствами чуточку искажена. Дело в том, что оставшиеся корабли Минобороны закупает также в рамках госпрограммы перевооружения, но заказывает их у ОСК. После принятия на вооружение первых двух кораблей-доков Минобороны получит и пакет технологий, в том числе по строительству судов. Поэтому военные будут обращаться уже в ОСК, после чего заключат с ней госконтракт на строительство, а не на поставку из-за рубежа. «Рособоронэкспорт» будет участвовать в этом контракте только в той части поставки импортного оборудования, которая предусмотрена уже заранее в нашем подписанном контракте для оставшихся двух кораблей. В пропорциональном отношении 20% создадут французские верфи (STX.— “Ъ”), а 80% выполнят российские судоверфи ОСК. Именно эти 20% и будут расценены как импорт услуг и импорт самой техники. В этом и будет заключаться работа «Рособоронэкспорта» по второй паре кораблей.

— Анатолий Петрович, все четыре корабля типа Mistral включены в госпрограмму перевооружения до 2020 года. Согласно ей планируется приобрести четыре корабля-дока, без указания, какой именно фирмы и из какой страны. Но ведь в тендере участвовали многие страны, в том числе и корейские Dokdo. Их стоимость ниже, чем Mistral. Почему именно последний?

— Да, в тендере участвовали многие судоверфи из других стран, которые могут также строить корабли подобного класса. Но Минобороны принимало во внимание очень многие факторы, в том числе и наличие комплектующих иностранных государств в этих кораблях. Пусть даже по классу они будут приблизительно одинаковы, но у всех разный тоннаж, вооружение, да и функциональность. Ведь не секрет, что большинство стран используют иногда на 30%, а иногда на 40%, 50% и даже на 60% комплектующие из других стран. Эти вещи в стратегическом плане оказались решающими — Франция оказалась практически единственной страной, чьи собственные технологии удовлетворили заказчика.

— В целом факт закупки Mistral, может как-то в будущем повлиять на уровень военно-технического сотрудничества между Россией и Францией? Например, в качестве закупки для Минобороны боекомплектов Felin и винтовок Famas?

— Да, есть определенный интерес к этой продукции. Это тот самый комплект, который выходит еще и на центр управления в тактическом звене. Он уже принят на вооружение Минобороны Франции, и это одно из его преимуществ, во многом именно поэтому мы на него обратили внимание. Но я вас могу заверить, что это не единственный комплект, на который обращает внимание Минобороны. Сейчас рассматривается ряд российских производителей, которые работают над созданием подобного обмундирования «солдата будущего». И мне известно, что ЦНИИ ТочМаш (Центральный научно-исследовательский институт точного машиностроения.— “Ъ”) является головным предприятием, собирающим все разработки в области создания подобных боекомплектов, чтобы Минобороны могло определить и сравнить аналоговые продукты. Не исключаю, что будет принято решение о покупке некоторого количества образцов для проведения испытаний. Это абсолютно нормальное явление.

— Как скажется на ваших отношениях с Минобороны уход с поста первого замминистра Владимира Поповкина и назначение на его место Александра Сухорукова?

— Совместная работа по линии военно-технического сотрудничества и с Поповкиным, и с Сухоруковым для нас одна из ключевых. Именно с первым замминистра идет проработка технических и юридических вопросов. К тому же принятие решений по многим вопросам военно-технического сотрудничества — это как раз прерогатива либо первого замминистра обороны, либо самого министра. Понятно, что в отсутствие первого зама вся нагрузка ложится на министра. А при его огромной, колоссальной занятости и в условиях жесточайшей борьбы на внешнем рынке по линии продаж вооружения теряется столь необходимая, стратегически важная нам оперативность. Нам нельзя снижать темпы проработки вопросов, учитывая, что мы участвуем в десятках тендеров и прорабатываем тысячи заявок от государств, желающих купить наше оружие. Нельзя терять эту оперативность еще и по этой причине. Надеюсь, что сейчас, с приходом Сухорукова, проблема принятия решений, утверждения документов, которые обязаны проходить через Минобороны, будет не столь острой.

— Вся военная техника, которая создается в России и пойдет на экспорт, проходит госприемку. Ею занимаются военные. Что от нее зависит?

— Есть так называемая военная приемка. Этот аппарат является ключевым фактором в определении качества продукции. Именно за военной приемкой остается последнее слово перед сдачей военной техники заказчику: можно ли поставлять, соблюдены ли все технические условия — это все ее компетенция. Это крайне важный аппарат, поскольку проблема качества играет определяющую роль во всем военно-техническом сотрудничестве. Сейчас идет сокращение этого аппарата, но он пока не ликвидирован. Если эта структура будет ликвидирована полностью, у нас практически не останется элемента контроля качества в области поставок вооружения и военной техники. Этого нельзя допускать.

— А что сейчас касательно закупки итальянской бронемашины Iveco LMV-65 для Минобороны? Сейчас, по нашим данным, пробная партия из десяти штук находится в процессе испытаний на территории России. После этого будет принято решение — запускать ее в серийное производство или нет. Почему был выбор остановлен именно на этом варианте?

— Этот контракт на закупку опытной партии Iveco LMV-65 для проведения испытаний идет не через «Рособоронэкспорт», а через госкорпорацию «Ростехнологии». Насколько мне известно, еще не все машины поставлены, контракт продолжает выполняться.

— В апреле этого года прошла информация о том, что Минобороны хочет, чтобы при смене формы собственности ФГУП «Рособоронэкспорт» в ОАО госпосредник оказался в составе военного ведомства. Это возможно?

— Чтобы это произошло, надо менять законодательство, надо менять указы президента. Пока об этом речи не идет.

— Сейчас собственником 100% акций «Рособоронэкспорта» является Российская Федерация. А есть вариант, при котором хоть каким-то процентом акций завладеет Минобороны?

— Нет, это нереально. Я не представляю возможным, чтобы указ президента о создании «Рособоронэкспорта», где четко записано, что РФ в соответствии с законом о военно-техническом сотрудничестве является единственным акционером, трактовался как-то иначе. Чтобы поменять эти права, кто-то должен выйти с предложениями об изменении законодательства. Не думаю, что это произойдет.

— «Рособоронэкспорт» был создан задолго до образования ФСВТС. Как строятся ваши взаимоотношения, можно ли говорить о паритете?

— Паритет установлен опять же на уровне законодательства — согласно ему ФСВТС в нашей сфере осуществляет функции контроля и надзора. Без этого ни один субъект военно-технического сотрудничества не может сделать ни единого шага, даже проводить переговоры с иностранными заказчиками на тему продаж. ФСВТС закрепляет полученные обращения и по заказчикам, и по номенклатуре поставок. Мы в своем кругу называем это просто заявкой. Помимо этого ФСВТС занимается подготовкой проектов решения органов государственной власти об экспорте военной продукции, обеспечивает лицензирование его вывоза и ввоза.

— А преобразование ФГУП «Рособоронэкспорт» в ОАО как-то на это повлияло?

— В сфере поставок вооружения между нашими организациями ничего не изменилось. Мы по-прежнему единственные имеем право на поставку финальных изделий военного назначения в иностранные государства.

— А сложности какие-то возникли в процессе перехода формы собственности? На заказчиках это сказалось?

— Едва ли об этом можно сказать: в отношениях с иностранными заказчиками у нас ничего не изменилось после преобразования нашей организации в ОАО. ФСВТС через Министерство иностранных дел РФ, через правительство направило информацию более чем в 70 иностранных государств, закупающих у нас вооружение, о том, что ОАО «Рособоронэкспорт» является правопреемником ФГУП «Рособоронэкспорт». Это означает, что нам не надо переподписывать контракты, заключенные ранее, что нам не надо вносить никаких изменений в законодательство в отношениях внутри России, при прохождении документов в правительстве. Не требуется никаких изменений в отношениях с банками.

— А были ли какие-то конфликтные ситуации с ФСВТС? Возникают ли какие-то споры, разногласия?

— Естественно, бывают. Например, мы не всегда сходимся, скажем, в отношении предлагаемых «Рособоронэкспортом» поставок в какую-то новую страну. Бывает так, что наши предложения, по мнению ФСВТС, не выглядят привлекательными. Тогда, естественно, идут споры, выяснения, уточнения: а надо ли ввязываться в поставку продукции в ту или иную страну? Приходится доказывать, что, да, это направление перспективное. Чаще всего нам идут навстречу. Другой момент: именно ФСВТС наделено правом распределять заявки иностранных заказчиков на приобретение военной продукции. ФСВТС может закрепить эти заявки как за «Рособоронэкспортом», так и за другими субъектами военно-технического сотрудничества, коих более 20 сейчас. И здесь у нас тоже нередко возникают разногласия. Я считаю не совсем правильным, если «Рособоронэкспорт» проводил работу в течение длительного времени с заказчиком по поставке продукции в какую-то страну, а впоследствии заявка на ремонт и сервисное обслуживание была закреплена не за нами, а за предприятием, которое не проводило такую работу. Тогда нашу правоту надо доказывать.

— Совсем недавно Индия проводила тендер MMRCA на закупку средних истребителей. От России участвовал МиГ-35. Он из него выбыл. Индия предоставляла какие-то обоснования своего решения?

— Нет, в официальном сообщении со стороны Индии причины, по которым компания или страна выбывает из так называемого короткого листа, перечислены не были. Нам было передано просто уведомление о том, что наше предложение не вошло в число участников короткого списка. Я считаю, что причиной могло стать несоответствие ряда технических требований условиям тендера. Техническая комиссия со стороны Индии требовала, чтобы все системы самолета находились в серийном производстве и в летной эксплуатации,— это для них было самым главным. Мы заявляли о готовности улучшить свое предложение, но аргументы приняты не были. У нас ряд систем самолета не были еще в летной эксплуатации, хоть и проходили завершающую стадию испытаний. По мере прохождения тендера, мы могли довести эти испытания до конца и выйти на параметры, которые требовались организаторам тендерной комиссии. Мы давали такие предложения, но поскольку на момент участия ряд наших систем не соответствовал этим двум основным требованиям, то это стало основной причиной отказа. Хотя американский самолет (F-16.— “Ъ”) производится в серии, но к нему тоже предъявлялись претензии, и это тоже послужило причиной его исключения из тендера.

— А кто победит, как думаете? Rafale или Eurofighter?

— Не хочу никому делать рекламу. Кто победит, тот победит. Может случиться и так, что никто не победит. К этим самолетам тоже есть претензии.

— Это же тендер века! Если он закроется…

— Да ничего страшного не произойдет. История знает такие примеры. И это касается не только Индии, но и ряда других стран. Крупные тендеры, даже после объявления победителя, отменялись или откладывались. Причиной могут быть финансовые обстоятельства либо изменения в самой концепции вооруженных сил. Какие именно? Обновляется список требований. Тогда участники этого тендера обязаны им просоответствовать. Это вполне нормальная практика. Ничего страшного в отмене или переносе тендера нет. Через какое-то время после отмены или переноса тендера заказчик может получить еще более современные виды вооружений.

— Россия удержит свои позиции на индийском рынке, учитывая повышенный интерес к нему со стороны США?

— Индия как была для нас крупнейшим стратегическим партнером в области ВТС, так и остается. Это для нас сейчас заказчик номер один на годы вперед — у нас заключено соглашение о ВТС до 2020 года. Кроме поставок вооружения мы проговариваем проекты по созданию новых типов авиационной техники, проведение ОКР, НИОКР. На данный момент мы участвуем более чем в 20 тендерах только в Индии. MMRCA был как раз одним из них. Проигрыш МиГ-35 для нас крайне неприятен и чувствителен, но мы постараемся наверстать упущенное за счет оставшихся. Выиграть даже половину такого рода тендеров — уже огромная удача для любого государства.

— А какие конкретно тендеры?

— Пока это конфиденциальная информация. Но могу сказать, что мы продолжаем реализацию контракта на поставку 40 технологических комплектов истребителя Су-30МКИ для их лицензионного производства в корпорации HAL. В марте 2010 года мы приступили к совместной разработке многоцелевого транспортного самолета.

— А ситуация на рынке Китая? Насколько известно, с 2006 года отношения ВТС между Китаем и Россией постепенно снижаются. В чем причина?

— Причина абсолютно объективная. Китай развивается, причем развивается очень быстрыми темпами, их правительство уделяет огромное внимание развитию своего ВПК. И за последние годы они продвинулись довольно успешно. Поэтому по многим параметрам Китай удовлетворяет свои потребности за счет предприятий своего ВПК. Им не требуется уже закупать для своих вооруженных сил готовые изделия в том количестве, как в предыдущие годы. Но в 2011 году наши связи оживились — по авиации и авиастроению сумма контрактов близится к $1 млрд. в частности на поставку двигателей АЛ-31Ф и АЛ-31ФН. Есть перспектива заключения и в будущем крупных контрактов. В межправительственных соглашениях предусмотрены конкретные темы нашей совместной работы. Произошло оживление не только на уровне переговорном, формальном, но и в практической плоскости. Сейчас доля Китая в портфеле заказов «Рособоронэкспорта» составляет уже свыше 4%, это уже солидная сумма получается. Мы всерьез надеемся поставить платформу самолета Ил-76, амфибийные системы Бе-200 и А-42.

— А что с Алжиром?

— Алжир для нас закрытая тема. У нас есть соглашение о конфиденциальности, и все, казалось бы, простые вопросы по поставкам боевой техники, даже по ремонту, обсуждать соглашением о конфиденциальности нам запрещено. Могу только сказать, что Алжир для нас очень важный партнер.

— А на каком месте он идет по объему экспорта? Второй после Индии?

— Ну сейчас, наверное, не второй. Но он входит по крайней мере в пятерку.

"Коммерсантъ-Online", 23.09.2011