Красный Корсар Тихого океана (продолжение)

24 февраля 1942 г. в кают-компании «Гоголя» собрался совет офицеров. Присутствующие были мрачны под стать обсуждаемым вопросам. В приоткрытый иллюминатор тянуло гарью от пылающих нефтехранилищ Сурабаи. При желании, которого никто не выразил, в этот же иллюминатор можно было наблюдать с полдюжины полузатопленных в гавани судов.

Тема совещания была классической: «Что делать?». Вариантов два – сматываться вместе со всеми в Австралию или прорываться во Владивосток. При желании, курсом NO23. Эта ассоциация незримо парила над заставленном чайными чашками и пепельницами столом Яновского. Для любого из вариантов были необходимы уголь, соляр и продовольствие. А с ними-то и были трудности.
- Абдовцы дадут «Гоголю» уголь только до Фримантла и только в том случае, если С-53 выйдет еще в одно патрулирование, - констатировал Строгов, - Никакого права это у них нет, так как по приказам, которые не отменены, мы подчиняемся американскому штабу, а сейчас всем флотом ABDA командует вице-адмирал Королевского флота Нидерландов Конрад Хельферих. Но на их стороне безвыходность нашего положения.
- Придется выбирать между плохим и худшим, - проворчал Яновский.
Действительно, вариант самостоятельного прорыва к родным берегам был еще хуже. Уголь и все прочее предстояло бы добывать прямым пиратством, грабя недавних союзничков под угрозой применения торпед и пушек «эски» где-нибудь в полусотне миль от берегов Явы. А потом тащиться во Владивосток через воды, плотно контролируемые японцами. Формально нейтральными, но наверняка уже осведомленными, что какие-то советские суда слишком долго стоят во враждебных Ямато портах. Нельзя сказать, что этот вариант совсем не имел сторонников, но за него агитировали только офицеры не старше лейтенанта, чьи головы, видимо, еще недостаточно проветрились от романов Конрада и Купера.

Если бы в Сурабае был адмирал Харт, то все бы упростилось. Однако, его отстранили от командования морскими силами ABDA еще до возращения лодки с патрулирования. Предстояло выкручиваться самим.
- Ладно, - решил, наконец, Строгов, - пойдем в третий раз.
– Что они предлагают? - осведомился Яновский. Спросил за всех, поскольку сам уже знал.
- Ставить мины.

Предложение штабистов ABDA стало для Строгова полной неожиданностью, поскольку «эска» ну никак не была приспособлена для минных постановок. У американских специалистов было другое мнение. В одном из подземных складов Сурабаи они продемонстрировали Строгову вариант мины МК10, приспособленный для постановки из обычного торпедного аппарата. Вообще-то Мк10 предназначалась для подводного заградителя «Аргонавт», но вот был сделан и такой вариант, да еще с расширенными возможностями по глубине постановки: от 15 до 200 м.

Сама мина не произвела особого впечатления: якорная, гальваноударная, ставится в боевое положение методом всплытия грунта. Заряд 300 кг. Чтобы перегородить мало-мальски стоящий фарватер, таких нужно штук 100. Но длина мины с якорем не позволяла принять на торпедный лоток или в аппарата более 1 шт, для двух уже не хватало места. Т.е. «эска» могла взять на борт не более 12 шт. По мнению Строгова, с таким количеством не стоило и стараться, однако абдовцам очень хотелось начать активные минные постановки в водах противника. Тем более, что голландские подводники рассказывали залихватские истории о своих успехах при постановке заграждений у Борнео. Если даже разделить их «достижения» на 3, то получалось потопление нескольких японских транспортов. Строгов в это не верил, но приходилось соглашаться. Для минирования наметили близко проходящие фарватеры из Целебесского моря в море Сулу около островов Тави-Тави. Разведка ABDA пребывала в уверенности, что по ним конвои ходят едва ли не через два дня на третий. Вот с такими вводными и ставили готовить выход.

Готовили в страшной спешке, потому что Сурабая доживала последние дни. Налет следовал за налетом, и 21-К «эски» не раз приходилось отхаркиваться от нахальных японских стервятников. Особо острые ощущения вызвала перезарядка торпедных аппаратов под угрозой воздушного налета. Для нее «Гоголь» и «эска» перешли в маленькую бухточку неподалеку от Сурабаи и там все 12 торпед были перегружены в трюмы парохода. На их места погрузили мины, причем в процессе погрузки американские старшины буквально жестами объясняли, как с ними обращаться. Обращение, к счастью, было простым – выставить глубину установки специальным ключом непосредственно перед закрытием крышки ТА и, в сущности, все.

26 февраля «Гоголь» ушел из Сурабаи во Фримантл, и Наденька Строгова долго-долго махала мужу с кормы. Константин следил за ней, несолидно оседлав ствол Б-24, поскольку с закрытого мостика было бы ни черта не видно. Другие офицеры и старшины провожали жен с палубы. 27 февраля грянула битва в Яванском море, результат которой предопределил обстановку на ближайшие месяцы. Строгову вручили шифрограмму с посыльным на следующий день, буквально за минуту до отдачи швартовых. Все было ясно - лодка уходила из базы и вернуться в нее уже не могла.

28 февраля вышли, а 5 марта уже пришли в зону постановки. В Яванском и Целебесском морях не имели нежелательных встреч, океан будто вымер. В проливе, назначенном к минированию, не было никаких признаков частого прохождения конвоев вроде плавающих бутылок, ящиков и т.п. мусора. Погода стояла идеальная – ни облачка, ни «барашка». Дождавшись от штурмана троекратного подтверждения, что С-53 находится именно там, где должна по планам ABDA, Строгов вздохнул, выплюнул за борт окурок и приказал идти под перископ. Начиналось самое интересное.

Интересное заключалось в том, что 8 мин из 12 надо было поставить из носовых аппаратов. С кормовыми просто – лодка идет, а мины остаются позади. А вот из носовых ТА мины пойдут прямо под киль лодке, и рассуждения о 15-минутном интервале перед их всплытием на боевую глубину как-то мало утешают. Поэтому, поставив 4 мины с кормы, Строгов предпочел пройти до конца зоны постановки, потом врубил задний ход и, пятясь, снова начал сбрасывать опасные «гостинцы». В результате, после сброса последней «носовой» мины лодка находилась едва ли не над последней «кормовой» (точнее, где-то метрах в 80-и впереди нее), поэтому разворот для выхода из опасной зоны был воистину «вальсом на эшафоте». Но все обошлось, и через пару часов где-то (где к этому моменту был штаб союзников – на лодке не знал никто) кто-то принял шифрованную радиограмму, что все 12 мин выставлены одной банкой с интервалами от 85 до 90 метров (при рекомендованном минимальном интервале 75 метров).

Казалось бы, можно брать курс на Австралию, потому что отныне лодка могла угрожать противнику только пушками. Ан нет, в приказах требовалось оставаться в проливах не менее 10 дней «для оценки результативности постановки и добивания артиллерией подорвавшихся или отставших от конвоя судов». Написавший эти проникновенные строки штабист не учел одного – над проливами господствовала японская авиация, вылетавшая с Лусона. Поэтому 10 дней прошли очень однообразно. Днем С-53 ползла на глубине 40 м (что делало условия в отсеках почти переносимыми), а вечером всплывала для зарядки. И все равно, 7 марта лодку на закате атаковали два японских гидросамолета, от которых пришлось уклоняться срочным погружением.

Самое обидное, что все мучения были бессмысленными. В перископ время от времени замечали рыбацкие джонки, но крупные суда то ли через проливы не ходили вообще, то ли ходили не здесь. Последнее оказалось ближе к истине – 15 марта удалось заметить на горизонте настоящий конвой, ради которого все и затевалось. Конвой шел с юга, от Макасара, и по фарватеру, отстоявшему от заминированного на 10 миль. Сам не свой от злости, едва дождавшись вечера, Строгов приказал уходить от островов Сулу и лодка двинулась выполнять следующий безумный приказ уже не существовавшей ABDA.

С-53 предписывалось патрулировать к югу от Давао, уничтожая одиночные суда противника артиллерией. Любой мало-мальски знакомый с реалиями подводной войны счел бы такой приказ признаком острого помешательства. К счастью, Строгов не знал, что отечественные штабисты тоже способны на нечто подобное – например, приказать лодке «П-2» обстрелять железнодорожную станцию на берегу Финского залива. Поэтому он просто скрежетал зубами и вел лодку к намеченной позиции. Путь не был легким. 17 марта пришлось уклоняться погружением от большого конвоя, 19 марта лодку снова атаковали самолеты. Необходимость прятаться от богатой добычи вызывала самые людоедские эмоции, но Строгов твердо рещил дождаться своего шанса.

21 марта вошли в зону патрулирования. И сразу обнаружилось, что патрулировать в ней будет не только «эска». В первый же день пришлось уклоняться от противолодочных групп в составе двух кораблей, обычно эсминца и сторожевика, которые явно охраняли дальние южные подступы к Давао. То же самое неоднократно происходило и потом. Тем не менее, Строгов не собирался сидеть сложа руки. Радист по две вахты не отходил от своего поста, стараясь выцедить что-то полезное из тысяч радиосообщений. Обычно ему доставалась только одна чашечка наушников, другую надевал командир как знающий английский язык.

28 марты с горем пополам поняли, что какое-то японское (судя по языку передачи) судно идет через район патрулирования курсом вест и скоростью 8 узлов. Ситуация складывалась интересная – приближался вечер, а перехват ночью был практически нереален. Поэтому Строгов, пользуясь своей позицией западнее потенциальной жертвы, тоже пошел к весту со скоростью 8 узлов и шел так всю ночь. Утром повернули на 16 румбов и уже в 10 часов сигнальная вахта оповестила о дыме на горизонте. Строгов не стал мудрить – в надводном положении на полном ходу приблизился к японскому купцу (тот оказался не слишком жирным, на 2,5 тыс. тонн) и расстрелял его из Б-24. После чего немедленно покинул район и устремил курс лодки к берегам Австралии. Топлива на борту оставалось прилично – чуть меньше половины, но Строгов не хотел рисковать.

На карте переход казался долгим – 5600 км, 3100 миль. Однако, он был пройден за две недели при практически идеальной погоде. 13 апреля 1942 г. С-53 вошла на рейд Фримантла, после чего была отконвоирована сторожевиком в одну и бухт по соседству с портом, чтобы не привлекать излишнего внимания. Пока длилось это действо, Строгов и вся наружная вахта напряженно всматривались в выстроившиеся вдоль причалов суда, но «Гоголя» среди них не было. Наконец, штурман заорал «Да вон же он!» и ткнул биноклем в сторону доков. И верно, над стенками одного из них возвышались хорошо всем знакомая надстройка и мачта с красным флагом. Значит, подумал Строгов, Борис Тимофеевич добился-таки ремонта коридора гребного вала! Лодка шла, команда кричала «Ура!», а Строгов не мог оторвать взгляда от «Гоголя», поворачивая голову все левее и не замечая, как остальные делают то же самое. Сейчас, когда многодневная тревога отпустила, ему думалось о многом и хорошо. Не думал Строгов только об одном – что в данный момент он самый результативный подводник союзников на Тихом океане. Его 7,5 тыс. тонн пока никем не перекрыты и не будут перекрыты еще три недели. Сам он так и не узнает об этом, а американские штабы никому никогда не расскажут.

Продолжение следует