Originally posted by Micha
Прошу просщения, но по воспоминаниям летчиков НОРМАДИЯ-НЕМАН, ФВ, ВСЕХ модификаций!, сильный противник.
Ладно, давайте определимся - ФВ-190А применялся как истребительными, так и штурмовыми частями Luftwaffe, штурмовые ФВ-190 имели усиленное бронирование и допонительные подвески(либо бомбы, либо пушки подвесные), и естесвтенно их пилоты истребительному бою обученный не были(например это были бывшие пилоты Ю-87, к 44 году практически все части пикирующих бомбардировщиков были перевооружены на ФВ-190).

Встреча с такими ФВ-190 могла выглядеть следующим образом:



В разгар напряженной боевой работы в полк прибыли давние наши знакомые — журналист Юрий Казьмин и фотокорреспондент Николай Гаврилов, оба капитаны. У них было задание сфотографировать летчиков, отличившихся над батинским плацдармом, рассказать о них в армейской газете.

Пока беседовали, все шло хорошо. Григорию Денисовичу льстило внимание армейской прессы, он охотно рассказывал о каждом из нас.

Но вот пришло время фотографироваться.

Некоторые летчики считали это плохой приметой. Они начали избегать капитана Гаврилова. Заметив это, Онуфриенко сказал: [229]

— Ребята, уже пятый час, дело к вечеру, вылеты вряд ли будут, так что можно запечатлеть себя на пленке.

Прибывший с газетчиками летчик-инспектор майор Н. Ковалев сказал:

— Становитесь, товарищи, становитесь.

Мы быстро выстроились. Гаврилов раз-другой щелкнул лейкой:

— Готово!

И тут Онуфриенко зовут к телефону. Он бежит — и возвращается злой:

— Скоморох, твоя эскадрилья дежурная — надо пару отправить на задание.

Выстраиваю эскадрилью, спрашиваю:

— Кто пойдет?

В ответ — молчание. Такого еще никогда не было.

— Ну, так есть добровольцы?

Молчание. Прошелся вдоль строя, пытаясь заглянуть каждому в глаза, но все опускали их.

Черт бы побрал эти проклятые приметы — Как они действуют на психику!

Но не могут же они быть сильнее здравого смысла! Я вспомнил, как когда-то в Адлере сел стричься, уверенный, что в воздух подниматься в этот день больше не придется. Только парикмахер Оля прошлась раз-другой машинкой — зеленая ракета.

— Ну, Оля, достригут меня, наверное, гитлеровцы,— сказал я и помчался к самолету.

Был тогда бой очень тяжелый для меня. Но все обошлось.

На земле я сказал хлопцам:

— Все эти приметы — чепуха! А они мне в ответ:

— А ты не постригся полностью.

Нет, как видно, с этой "традицией" бороться трудно. Вот и число "13". В нашем, да и в других полках я не видел самолетов с таким номером. Казалось бы, чепуха, ерунда все это, а вот на тебе — имеет силу...

— Значит, добровольцев нет? Ну ладно, кто полетит со мной?

Вперед шагнула вся эскадрилья,

— Полетит Филиппов.

Выбрал я Филиппова не случайно. На его машине — добротный новый мотор. К тому же он мой ведомый. [230]

Мы устремились к самолетам, и я услышал голос Ковалева:

— Скоморох, возьми машину Романова.

Новенький Ла-7 недавно пригнан штурманом дивизии майором Николаем Романовым из учебного центра, где он повышал свое летное мастерство. Управление дивизии находилось рядом с полком, поэтому самолет был у нас на стоянке.

Механик старшина Данило Матвеенко, сменивший Петра Мартюшева, быстро перенес мой парашют в самолет Романова. После Нижней Дуванки я стал с уважением относиться к парашюту, всегда присутствовал при его переукладке, проверял крепление шпилек. Я сел в кабину, ознакомился с ее особенностями.

И вот мы с Филипповым в воздухе. Я выполнил несколько бочек, восходящих свечей. Машина — зверь! На том и закончилось мое переучивание. Станция наведения вывела нас в район Каполнаш-Ниека. Мы думали, рядовой вылет. А случилось необычное.

Впереди показалась десятка ФВ-190. Она стала разворачиваться для удара по позициям наших войск. Медлить нельзя. Врезаюсь в строй и первой же очередью сбиваю замыкавшую его машину. И сразу открываю огонь по другой. Среди "фоккеров" паника, они рассыпались в разные стороны, снизились до бреющего полета и стали уходить на свою территорию.

Но тут появилась новая восьмерка ФВ-190. Она попыталась с ходу отбомбиться. Только ничего у нее не вышло — мы с Филипповым неожиданно свалились на фашистов и молниеносными ударами подожгли по одному самолету. Они рухнули на землю прямо возле станции наведения, чуть было не накрыв ее.

Шестерка "фоккеров" еще пытается прорваться к цели. Откуда такое нахальство? Надо проучить. Подхожу снизу к следующей паре и с короткой дистанции сбиваю еще одного фашиста. Теперь врагу не до бомбежки — по газам и — восвояси.

Все? Конец! Ан нет — появилась еще одна группа ФВ-190. Снова восьмерка.

Мы не позволили ей даже близко подойти к месту бомбометания — стремительно атаковали, заставили куда попало сбросить свой смертоносный груз. Я поджигаю еще одну машину. Потянув за собой шлейф густого черного [231] дыма, она уходит. Но Филиппов бросается в погоню и короткой очередью добивает ее.

— Молодцы, "ястребки", объявляю вам благодарность! — услышали мы в наушниках голос командира корпуса. Оказывается, он находился на станции наведения, наблюдал за боем.

На земле мы сразу попали в объятия Онуфриенко и всех наших товарищей летчиков: они поздравляли нас с высокой наградой — орденом Красного Знамени.

— Недаром я вас сфотографировал! — воскликнул капитан Гаврилов. — Все как надо!

— Выходит, что так, — сказал я и подумал: "Тут уж не скажешь, что не до конца подстригся, все, как говорится, чисто".


Скоморохов Николай Михайлович
Боем живет истребитель

Немцы шли с бомбами - штурмовики.