"- В санчасти как-то после войны уже лежал, скука, читать нечего,  мысли
разные, и вот "Повесть о настоящем человеке" стал вдруг что-то читать не как
книжку, ну, а как летчик. И  возникли,  должен  сказать,  вопросы.  Кому  их
задашь? замполиту? или школьной учительнице - жене командира?
     Маресьев, конечно, герой, книжку писал не он; хотя потом уже  я  узнал,
что в сороковом году, во время воздушной битвы за Англию, над Нормандией был
сбит на своем "Спитфайре" английский капитан, командир  эскадрильи,  который
успел выброситься с парашютом и при приземлении сломал оба  протеза.
Ног не было выше колен. Немцы были настолько  потрясены,  что  на  следующий
день сбросили на его  аэродром  вымпел,  где  просили  скинуть  для  него  с
парашютом протезы в назначенном месте. И на этих  протезах  он  благополучно
прожил в лагере до освобождения.  (При  этом,  естественно,  он  не  был  ни
русским, ни коммунистом, и комиссара Воробьева не  знал;  но  это  я  сейчас
такой умный, в свете перестройки и гласности).
     Но по порядку. Бомбардировщики разгружаются над  объектом,  истребители
прикрывают, немцев в воздухе нет, что же делает командир конвоя? - удаляется
один  в  сторонку  немножко  пока  повоевать.  Тут  на  бомберов  и  мессеры
свалились.
     Это какая-то ахинея первая. Увлекся, понимаешь, рвением горел! Да  если
прикрытие - по любой причине! хоть на минуту! - оставляло бомберов, и  немцы
срубали хоть один, то командир истребителей автоматически шел под трибунал -
ив редком случае шел в штрафбат, а так - расстреливался. Грубейшее нарушение
приказа - охраны вверенных бомбардировщиков! Таково было положение, закон.
     Дальше. Взяли его в клещи - сажать повели. Да  на  кой  он  им  сдался?
новая секретная машина, или ас знаменитый? или делать им нечего  было?  жгли
всех пачками, а тут решили истребителя сажать.
     Ну ладно: ведут. И тут он уходит  наверх,  вырываясь  из-под  верхнего.
Только зацепить успели. Чтоб "И-16" ушел от "Мессершмитта" на  вертикалях  -
это спорно. На горизонталях - ладно: скорость  ниже,  крыло  короче,  радиус
разворота меньше, - маневренней на горизонталях, можно  ускользнуть.  Но  на
вертикалях - с меньшей скоростью, меньшей мощностью, меньшим  темпом  набора
высоты, - не знаю, не слыхал.
     Ладно: ушел. Тянет домой с  обрезанным  движком.  Явно  не  дотягивает,
внизу лес, садиться некуда. Вопрос: почему не прыгает с минимальной  высоты,
пока можно? Это ж самоубийство, почти нет шансов остаться в живых, в  лучшем
случае переломаешься в труху! Объясните  мне,  летчику,  зачем  втыкаться  в
лес?!
     Лежит. Медведь подходит, шатун. Ходил  я  на  медведя...  Если  на  лес
грохнется с неба самолет поблизости, то медведь тут же обделается  и  удерет
от этого необъяснимого ужаса, и приблизится очень нескоро и очень осторожно.
Ну, шатун, жрать хотел - пришел. Когтем цапнул - комбинезон не  подался.  Да
он цапнет - жесть раздерет, голову оторвет! "комбинезон не подался"! Понюхал
- решил: мертвый. Это, может, Полевой решил бы, что мертвый, а медведь -  он
как-нибудь разберет, кто мертвый, а кто живой. И  свернет  шею.  Голодный  -
закусит сразу, сытый - прикопает, чтоб запашок пошел, но сытый шатун  -  это
редкость большая. Короче, глупый медведь попался и несчастливый. Потому  что
человек тут же, лежа, выстрелил в медведя из  пистолета  и  убил  его.  Это,
стало быть, лежа, навскидку, одним выстрелом, из пистолета  ТТ  -  какого  ж
еще? - калибра 7,62 - уложил медведя. Странно еще, что не из рогатки он  его
убил. Как пропаганду мощи советского стрелкового оружия я это понимаю, а как
рецепт охоты на медведя - пусть мне писатели растолкуют, это я  не  понимаю.
Эту живучую махину - из этой пукалки? в сердце -  фиг,  на  дыбки  поднимать
надо, иначе не попасть, с черепа рикошетом соскользнет, позвоночник из этого
положения такой ерундой тоже не перешибешь. Короче, охотник на привале.
     Кстати. Курс свой он знал,  карту  имел,  расстояние  до  линии  фронта
представлял, - чего он тогда  медвежатиной  не  запасся?  Или  исключительно
ежиков и клюкву предпочитал?
     А вот дальше он чувствует, что похоже, переломал плюсны  стоп.  Похоже,
даже раздробил. И что же он делает? Снимает унты... Пока меня первый раз  не
ранило, я не понимал,  почему  на  раненых  одежду  срезают,  а  не  снимают
нормально. А потому что движения эти все в твоей ране смещают, давят,  трут,
кажется - просто мясо у тебя с костей завернется пластом, если штаны на тебе
не разрежут, а снимать начнут с раны. И сапоги срезают, и валенки.  А  когда
раздроблены все мелкие косточки стопы - снимать  обувь,  -  это  пытка  чище
любого испанского сапога. Так мало того - он потом унты обратно натянул! Тут
я не выдержал, спросил у доктора  в  санчасти.  Удивился  доктор,  прочитал,
помычал, уклонился. Так он потом еще встал на эти ноги и пошел!!! По горячке
после ранения и на обрубках пойдешь, но это первые минуты  только,  а  потом
все! это где ж вы видели, чтоб люди на раздробленных ногах шли да шли?!
     Как хотите, но все это чушь.
     С тех пор хотелось мне как-нибудь с Маресьевым  встретиться  и  узнать,
как на самом деле все  было.  Если  только  не  случилось  так,  что  вместо
собственной  памяти  у  него  теперь  сочиненное  хреновым,  я  вам  доложу,
писателем Полевым."