Преобразование 100-тысячного «рейхсвера» в «вермахт», численностью до 2,6 млн. человек, начавшего в 1939 году войну с Польшей, было не только одним лишь финальным актом материального переоснащения армии. Оно сопровождалось утверждением такой системы ценностей, в рамках которой милитаризм имел исключительно положительные коннотации, в чем, в немалой степени, сказались как типичные черты эпохи, так и особенности национального характера. Государственное и военное руководство положило немало сил на то, чтобы накрепко вписать войну в рамки ценностных представлений немцев как бесспорную аксиому, усваиваемую чуть ли не с самого рождения, к тому, чтобы сделать народ не просто морально готовым к войне, а сформировать из него особую общность – «общность судьбы», сообщество людей, готовых в любой момент как один по команде взять в руки оружие. Они работали, при этом, предельно слаженно и им удалось в значительной мере милитаризировать немецкое общество. [88] Повышением «боеспособности» немецкого народа занимались в невиданных ранее масштабах, прежде всего, многочисленные партийные организаций, такие как, ГЮ, СА, СС и Имперская служба труда, как в рамках обязательной трудовой повинности, так и введённой вновь в 1935 году всеобщей воинской обязанности. Без сомнения, немцы не встретили ликованием войну в сентябре 1939-го – в отличие от того, как это было в 1914-м. Однако, гораздо важнее то, что в ходе войны 17 миллионов мужчин без проблем интегрировались в Вермахт, благодаря чему продолжение войны оказалось возможным вплоть до 1945 года. Успех индоктринации немецкого общества идеей всеобщей боеспособности и культивации в нем военизированного сознания проявлялся не столько в том, что все мужчины поголовно выступали за войну, а в том, что был сформирован соответствующий фрейм, который позволял им разделять милитаризированную систему ценностей, свойственную среде военных, или, по крайней мере, не ставить ее под сомнение. Это, конечно, нельзя объяснить одними только массированными пропагандистскими усилиями национал-социалистского руководства или вермахта. Скорее, радикальная милитаризация настроений произошла уже в предыдущие десятилетия, что и послужило базой для национал-социалистской надстройки.
...
В мирные годы Веймарской республики самые широкие общественные слои исповедовали идеи о высокой национальной боеспособности и сильном государстве, о необходимости перевооружения страны для ведения современной войны, в ответ на Версальский договор и ее унизительное бессилие. [96] Вывод из поражения 1918 года, согласно этим устремлениям, лежал на поверхности: народ и страна должны ещё в мирное время подготовиться к следующей, но на этот раз не столь малодушно проведенной «Тотальной войне». [97] А это, в условиях Веймарской республики, означало, прежде всего, духовную подготовку. Юношам в немецком «вермахте» – само понятие появилось уже в 1919 году в Имперской конституции и в законе «Об обороне» 1921 г. – должны были прививаться «самообладание и мужская добродетель». При этом они полностью следовали традиционной линии придуманного Людендорффом «патриотического воспитания» 1917 года. Война должна быть подготовлена ментально, и на ней будут востребованы мужество, энтузиазм и самопожертвование. [98] Писатели «солдатского национализма», такие как Эрнст Юнгер, Эдвин Двингер, или Эрнст фон Саломон растиражировали в народе в сотнях тысяч экземпляров своих книг метафизически-абстрактный культ войны и в этом они получали поддержку право-националистических организаций, таких как «Стальной шлем». Основанная в декабре 1918 года, в середине 20-х она имела уже от 400#000 до 500 000 членов, бывших фронтовиков. Война и прославляющий ее миф о фронтовиках были центральными темами дискуссий этого союза, так же, как и борьба против какой бы то ни было «мягкотелости» и «трусости». [99]
...
Рейхсвер извлекал выгоду из этого тренда, так как требования из его рядов находили широкий отклик в обществе. Уже в 1924 году начальник сухопутных войск в военном ведомстве подполковник Йоахим фон Штюльпнагель указал направление и потребовал начать «моральную подготовку народа и армии к войне». Так как «большая часть нашего народа» не воспринимает «категорический императив сражаться и умереть за Отечество», он, среди прочего, призвал к «национальному и патриотическому воспитанию нашей молодёжи в школах и университетах», к «воспитанию ненависти против внешнего врага», а также, к проведению на государственном уровне «борьбы с интернационализмом и пацифизмом, против всего не-немецкого». [104] Позже, когда военный министр Вильгельм Грёнер подчинил себе также Министерство внутренних дел, рейхсвер приобрёл влияние на военно-патриотическое воспитание молодёжи. [105]
Таким образом, к 1933 году почва ко всеобъемлющему распространению идеи о национальной боеспособности в немецком обществе была давно готова. Поэтому не удивительно, что стремительное вооружение не натолкнулось на сопротивление, тем более, что во время «Цветочных войн» начиная с 1936 года – вступление в Рейнскую область, «аншлюс» Австрии и занятие Судет – не было произведено ни одного выстрела и в итоге вермахт предстал перед публикой гарантом устранения последствий Версальского договора.
Сообщение от F74
Им никто не мешал де-факто. Развертывались они на базе рейхсвера (кстати, они всегда гордились, что сохранили унтер-офицерский корпус). Начинали тренироваться "на кошках"- т.е. на Чехословакии (мирно) и Польше (со стрельбой). Ну и головы на плечах имели.
