Капитан первого ранга Климов, «наблюдатель» штаба ТОФ в Датч-Харборе, оказался неплохим мужиком. Собственно, Строгов знал его еще по Владивостоку – встречали несколько раз в штабе. Тогда Климов произвел на него впечатление «паркетного моряка» - начищенный, выглаженный, но не умеющий завязать выбленочный узел. Но после того, как Климов лихо спустился по шторм-трапу с буксира на палубу «эски», Константин начал смотреть на него по-другому. Климов быстро взбежал на мостик и оттуда гаркнул так, что, наверное, в кормовом торпедном услышали: «Товарищи краснофлотцы! От имени командования Тихоокеанского флота поздравляю вас с благополучным завершением беспримерного в истории отечественного мореплавания перехода и с одержанной победой!». А потом, как заправский лоцман, повел лодку к предназначенному для нее причалу. Находившемуся, как всегда, в неприметной бухточке.

Правда, кое-чем Климов сразу же и огорчил. Оказывается, «Гоголь» пошел из Мидуэя не сюда, а прямо во Владивосток. С одной стороны, это, конечно, было спокойнее – семьи в безопасности. А с другой – привыкли уже плавать вместе с домом, как моллюск-наутилус. Но главным огорчением стало то, что сама «эска» во Владивосток не пойдет. - Ты что же думал, кап-три, - спросил Климов, - все вот так возьмет и закончится? Нет, корсар, все только начинается.

За месяц пребывания в Датч-Харборе Климов успел хорошо подготовить базирование «эски». Рядом с пирсом стояли столь же комфортабельные бараки, как во Фримантле, только утепленные. Рядом длинное здание склада и пара цистерн для горючки. Все это хозяйство огорожено забором с КПП. И, представьте, над КПП развивается андреевский флаг! Строго боялся, что за импровизацию с флагом с него шкуру спустят по политической линии, а Климов, наоборот, сказал, что идея будет использована «на все сто». Отныне у С-53 появилась «легенда». Дескать, лодка построена на сбережения американцев, которые являются потомками русских поселенцев с Аляски и из Калифорнии. А посему является первым кораблем временно возрожденного флота Российско-американской компании.

Услышав эти невероятные известия, Строгов понял, что игра идет по-крупному. И играть придется долго, иначе американцы не пошли бы на столь серьезные схемы маскировки. Ведь у этой «российско-американской компании», хотя бы на бумаге, должны быть служащие, место пребывания и т.п. Между тем, роль самого Строгова вместе с вверенной ему лодкой оставалась для него неясной.
- Я же сказал, ты корсар, - не совсем понятно ответил Климов. – Должен плавать и топить что-нибудь как можно более ценное под японским флагом. Но, главное, не быть потопленным самому.

За какие-то полчаса Строгов узнал бездну вещей, о которых, может, и слышал раньше, но в скитаниях позабыл. Климов напомнил, что еще с прошлой осени США и Англия оказывают СССР большую военно-техническую помощь, кратко именуемую ленд-лизом. За которую стране приходится платить золотом. Так вот, на уровне «инстанции» (Строгов понял, КТО имеется в виду) договорились, что раз уж С-53 оказалась в самом центре войны американцев с японцами, то за каждый потопленный ею японский корабль из суммы советского долга будет вычитаться некая сумма, равная стоимости корабля и его груза. Приблизительно, конечно, поскольку судовые документы все равно потонут.
Эта бухгалтерия как-то удручающе подействовала на Строгова. Ну, воевать за Родину – это понятно. Помочь другим коммунистам, как в Испании помогали – тоже понятно. А вот так, чтобы дебет справа, кредит слева… Он же не настоящий корсар, чтобы за золото голову класть?

- Ах, тебе не нравится?! – иронично протянул Климов. – Золото, дублоны и пиастры недостаточно вдохновляют возвышенную душу капитана третьего ранга Строгова? А ты знаешь, командир, что такое золото? Ну-ка, отвечай мне, как на истмате, пять функций денег!
- Средство накопления, - начал Строгов не слишком уверенно, - средство обращения….
- А еще основа денежной системы, - перебил Климов. Без него советский рубль – так, бумажка, чтобы подтереться. А на этот рубль, между прочим, люди живут. Знаешь, сколько сейчас на черном рынке в Союзе буханка хлеба стоит? 600 рублей. А если золота у страны станет еще меньше, все 6 тысяч будет. Инфляция, слыхал такое слово? Сейчас вдовы последнее продают, чтобы ту буханку купить и детям лишний кусок в рот сунуть. А не потопишь ты японца, какая-нибудь сирота казанская с голоду помрет, еще одна из миллионов. Вот и будет цена твоей брезгливости.
- Товарищ каперанг, - вскипел Строгов, - я не отказываюсь выполнять приказы! Но я должен знать, ради чего поведу людей в бой!
- Еще бы ты отказался… На, держи. Прочтешь это экипажу на торжественном построении.

В руках у Строгова оказался коричневый пакет со множеством сургучных печатей. Из пакета вывалился стандартный бланк Главного штаба РККФ с весьма нестандартным текстом. «Командиру подводной лодки С-53 К.С. Строгову и его героическому экипажу. Объявляю Вам благодарность за правильное понимание своего воинского долга и его безукоризненное исполнение в сложнейших условиях. Уверен, что и в дальнейшем подводная лодка С-53 будет так же успешно выполнять задания, важность которых для Союза Советских Социалистических республик на текущем этапе невозможно переоценить. Приношу Вам свои извинения за меры, связанные с необходимостью обеспечение секретности проводимых операций и обещаю, что немедленно после окончания боевых действий экипаж С-53 будет по достоинству награжден за свои беспримерные походы». Подписано: «Народный комиссар флота СССР Кузнецов».

Буквы плясали у Строгова перед глазами – эта бумажка, по понятиям той эпохи, целиком оправдывала всю его жизнь и возможную смерть. Тем не менее, немного успокоившись, он спросил:
- А что тут про «необходимость секретности»?
- Ну это… вас сейчас как бы и нет вовсе. Ни на одном флоте не значитесь, жалование вам ниоткуда официально не идет, продвижений по службе и наград не будет. Все после войны. Деньги, конечно, кое-какие в долларах выдам. Насчет семьи не волнуйся – твоей Надежде и женам других офицеров полный паек, жилье там же, где и раньше. В отпуск во Владик будете ездить, но по одному-два человека, не больше. Наши пароходы время от времени сюда заходят, вот и пойдете обратным рейсом. Не тушуйся, кап-три, жить можно. Лучше послушай, что тебе Родина прислала.

Родина, действительно, прислала немало. Помимо разнообразных запчастей, способных осчастливить «деда», на складе лежали два боекомплекта новеньких, блестящих от тавота торпед типа 53-39. При этом рядом с отверстием под ключ регулятора глубины хода Строгов заметил еще похожее отверстие с фигурным штифтом, шкалой и непонятным буквами «ПО».
- Установка прибора Обри, - пояснил Климов. – Опытная партия. Тебе первому, на другие флоты потом пойдут. И сборка бригадирская, со знаком качества.

Надо сказать, что слова «опытная партия» Строгова не порадовали – с ними у подводника-практика всегда связаны неприятные воспоминания об отказах, рекламациях и т.п. Но иметь торпеды с регулятором угла поворота было все равно приятно. Да еще самые быстрые в мире!
Так незаметно для себя Строгов втянулся в подготовку к новому заданию. Оно оказалось достаточно простым, но экзотичным. Надо было высадить на Хоккайдо агента, т.е. сделать примерно то же, что и во втором походе. Но на сей раз агент был наш, советский.

- Товарищ Накамура, - представил Климов невысокого полноватого японца лет 40. – Перешел на нашу сторону еще во время интервенции, в 21-м году. Вступил в партию, работал рыбаком на камчатке. И вот теперь… Теперь товарищу Накамуре предстояло сыграть в орлянку со смертью. Он должен был легализоваться на Хоккайдо с легендой мелкого предпринимателя с крайнего юга Японии, с острова Кюсю. Накамура предполагал купить несколько небольших моторных джонок или шхун и развернуть собственное рыболовецкое предприятие. Суда, курсирующие у берегов Хоккайдо и Курил, могли стать источниками ценной информации о судоходстве, гарнизонах, настроении местного населения и пр.

Грузноватость не помешала Накамуре продемонстрировать на тренировках, что он вполне способен высадиться с подлодки на надувной плотик и догрести на нем до берега. Поэтому 4 августа С-53 вышла в свой первый поход на новом театре. Переход к берегам Японии протекал на удивление спокойно, но по мере продвижения на юго-Запад Строгов всей шкурой осознавал (и ужасался) масштабу предстоящих океанских переходов. До Хоккайдо лодка израсходовала 38% соляра, обратно предстояло потратить столько же. Итого 76%. На свободную охоту оставалось меньше четверти заправки, а резерв на всякое непредвиденное?

Последние 8 часов лодка шла под электромоторами на глубине 40 метров. Вспоминалась тропическая жара, вместо которой сейчас в отсеках все было покрыто «слезой» от конденсата. В 6 часов 21 августа всплыли в миле от берега. Поражала тишина, спокойствие и мирные огоньки двух приморских селений. Япония, самонадеянно вступившая в спор со второй державой мира (первой Строгов считал СССР), явно пока не ждала нападения с моря на свои берега.

Спустили плотик. Накамура, пожав руки всем на мостике, ловко спустился на него и энергично заработал веслом. Строгов помахал ему фуражкой, искренне желая успеха и мало в него веря. Ему было жаль этого немолодого, такого домашнего с виду, но храброго и умного человека. Кроме того, по пути Накамура научил Строгова и старпома играть в «Го». Кстати сказать, Строгов напрасно предавался мрачным предчувствиям. Накамура благополучно дожил до конца войны, незадолго до ее завершения перебрался на юг Сахалина и таким образом без лишних проблем снова стал советским гражданином, но уже героем ордена Ленина. Что самому Строгову не было суждено…

Покончив с основной задачей, С-53 начала крейсерство и пошла зигзагом вдоль японского побережья к порту Кусиро. С 22 по 24 августа лодка утюжила океан на расстоянии от 30 до 70 км от юго-восточного побережья Хоккайдо, но безрезультатно. 24 августа рано утром перехватили сообщение о движении конвоя с юга в порт Хакодате. Дали самый полный ход, неумолимо сжиравший драгоценную горючку, и успели перехватить. В 1145 сигнальщик доложил о судне по пеленгу 27 градусов. Лодка погрузилась. Строгов, приникнув к перископу, изучал далеко не простую ситуацию. Конвой шел несколько в стороне от лодки и под водой ей не удавалось его догнать. Кроме того, в окуляр постоянно попадал и сильно нервировал эсминец сопровождения. Строгов решил положиться на новые торпеды, допускавшие растворение в залпе, и атаковал 3 торпедами с дальней дистанции – более 4 км - веером в 3 градуса между торпедами. Он целил в крупный транспорт, но, как и следовало ожидать, не попал. После залпа лодка ушла на 60 метров, но погони не было.

25-26 августа крейсировали в большом заливе между островами Хоккайдо и Хонсю. ПЛО у японцев здесь была неплохой: за два дня лодку трижды атаковали японские самолеты. Пришлось днем держаться на перископной глубине, а ночью всплывать для подзарядки. Такая тактика крайне ограничивала поисковые возможности, поэтому вечером 26-го снова легли на курс к Хоккайдо. Топлива оставалось 50%, что означало не более 3-4 дней свободы маневра.

27-28 августа лодка снова патрулировала воды, где должна была проходить хоккайдская каботажная линия. Но если не везет, так не везет – не встретили ни единого судна, даже рыбацкой джонки. 29 числа снова перехватили морзянку о конвое, идущем на сей раз из Хакодате на юг вдоль берегов Хонсю. Строгов, озлобленный неудачами, принял неразумное решение – совершить бросок к югу на полном ходу. Возразившему было БЧ-пятому Константин напомнил, что приказы командира не подлежат обсуждению. Ссориться с «дедом» не стоило, уже через 5 минут Строгову стало нестерпимо стыдно, но отменять приказ он не стал из принципа.

Лодка шла на полном ходу к югу остаток 29 и все 30 августа. Запасы соляра в прямом смысле улетали в трубу, к полудню 30-го «дед» сухо доложил, что пройдена точка невозврата в Датч-Харбор. Строгов спокойно (он уже успел обдумать варианты выхода из сложившегося положения) сказал, что возвращение будет на Мидуэй. 31 августа, в 8 утра, когда всем стало ясно, что с конвоем они разминулись, поступил доклад о корабле на пеленге 76 градусов. Погрузились, и в 809 акустик поразил всех докладом, что уверенно прослушивает два военных корабля, предположительно эсминцы, пеленг на которые не меняется. Пришлось уклоняться погружением на 60 метров и дать бесшумный ход. Эсминцы мирно прошли по левому (Строгов сменил галс) борту и в 1400 С-53 всплыла, чтобы наконец-то взять курс на Мидуэй.
Переход превратился в «русскую рулетку», когда «дед» сперва докладывал, что соляра едва-едва, но хватит, а на другой день предрекал, что дизеля заглохнут на расстоянии 200 миль от Мидуэя. Это не стало бы катастрофой, американцы быстро помогут, но позора не оберешься. Неясность сохранялась вплоть до 14 сентября, когда лодка пришла на Мидуэй с остатком соляра, как потом точно измерили, в 50 литров. Дозаправившись, Строгов поспешил к Датч-Харбору 16 узловым ходом и пришел туда 19 сентября. Климов снова встречал «эску» с буксира и уже в бинокль Константин различил, что каперанг им крайне недоволен. Что ж, это было справедливо.