Красный корсар Тихого океана (продолжение)

- Не кипятись, - говорил Климов Строгову на «разборе полетов», - давай рассмотрим все варианты. Во-первых, торпеды действительно могут иметь тенденцию к «зарыванию». Во-вторых, могут неправильно работать приборы Обри – как-никак, дело для нас новое. В-третьих, американский ящик (Климов имел в виду TDC) может сбоить. Ну и взрыватели не без греха почитай у всех воюющих сторон. Вон, американцы тоже жалуются. В общем, по-хорошему нужны опытные стрельбы, но это невозможно.

Стрелять было нечем. В просторном, сухом, на совесть возведенном складе лежало только 12 боевых торпед типа 53-39, т.е. один боекомплект. И ни одной учебной. Поэтому Климов решил – опыты будем ставить в море. Именно «будем», а не «будешь», потому как в этот поход Климов собрался идти обеспечивающим.
- Не потому, что тебе не доверяю, - объяснял он слегка обиженному Строгову, - а у меня в инструкции так написано. Не реже раза в год выходить обеспечивающим на каждой из наших лодок, приписанных к Датч-Харбору. А пока ты один, считай, что тебе вдвойне не повезло.

На самом деле Строгов, конечно, не считал себя неудачником. Климов был мужик свойский и штабного бога из себя не корчил. С таким можно и в море сходить. Тем более, что это позволяло немного облегчить щекотливую проблему отпусков. Экипаж изрядно устал, жизнь в бараках отнюдь не грела в прямом и переносном смысле (привыкшие за год к тропикам моряки вплотную познакомились с алеутской зимой) и в отпуск хотелось всем. Но инструкции были строгими – не более трех человек зараз, из них через раз один офицер. На Строгова, разумеется, инструкция не распространялась – ему предстояло тянуть лямку до победного конца. А, между прочим, во внутреннем кармане командир все время носил письмецо от Надежды, которое тянуло во Владивосток с усилием океанского буксира. Весенний отдых в бухте неподалеку от Фримантла не прошел даром и сейчас Надя ждала первенца. Но… в общем, по жребию плыть во Владивосток выпало одному из мотористов, торпедисту из кормового отсека и штурману. Если рядовых еще как-то могли заменить их товарищи, то в новом походе обязанности штурмана пришлось бы исполнять самому Строгову. То есть спать не пришлось бы совсем. К счастью, Климов вполне мог исполнять штурманские обязанности и вопрос решился ко всеобщему удовольствию.

19 декабря 1942 г. проводили отпускников, ушедших во Владивосток на пароходе «Камчатка». А 21 числа лодка уже вышла в седьмой по счету поход. И в третий с заданием высадить разведчика. На сей раз им был важный «господин Танака», подготовленный американцами. Его надлежало доставить в окрестности Мурорана. В качестве приложения к Танаке везли ящик с кусками угля. Никаких разъяснений на этот счет не поступало, но всем офицерам было ясно, что это «угольные бомбы». Муроранские копи обеспечивали едва ли не весь торговый флот Японии низкосортным, но дешевым углем. Случаи его самовозгорания прямо в море и без того были не редки, а Танака, по-видимому, должен был еще больше их приумножить.

Лодка уже привычно пошла к Мидуэю, куда прибыла 28 декабря. Новый год встретили в море, причем Климов расстарался и поставил в кают-компании припрятанную им где-то елку. Покрытая еще в Датч-Харборе каким-то лаком, она выглядела как новенькая, разве что поблескивала невпопад. Как водится, выпили по 100 грамм за Победу, которая, после сводок Совинформбюро об окружении немцев под Сталинградом, казалась уже недалекой. Выпили за Сталина, за тех, кто ждет дома. И все, снова на вахту.

Начиная с 11 января, когда до японских берегов оставалось уже немного, Климов приказал погружаться на рассвете и весь день идти на перископной глубине. Помимо безопасности от патрульных самолетов, это давало возможность проверить еще одно американское изобретение, смонтированное на «эске» перед самым выходом. К перископу приспособили радиоантенну, точнее, целый пучок антенн, настроенных на разные диапазоны. Каждый раз, поднимая перископ, лодка имела возможность прослушивать эфир – роскошь, ранее доступная только в надводном или позиционном положении.

Новинка не замедлила принести плоды. Того же 11 числа в 2042 приняли радиограмму. Раньше с ней возились бы долго, но выяснилось, что Климов знает японский язык. Он легко прочел, что некое судно вышло из Мурорана и идет курсом В-Ю-В, находясь сейчас где-то в 150 км. Лодка легла на курс перехвата.

В половине первого ночи приняли еще одну радиограмму аналогичного содержания. Выходило, что второе судно идет едва ли не в кильватер первому. Упускать такой шанс было грешно и на рассвете 12 января Климов приказал всплыть в позиционное положение, чтобы улучшить обзор ценой риска быть обнаруженным самолетами. К сожалению, это ничего не дало – до вечера цели так и не удалось обнаружить. Поэтому решили временно отложить охоту и снова двинулись к побережью Японии. Высадку назначили в ночь с 13 на 14 января. Но незадолго до полудня 13 числа снова приняли сообщение от «купца», находившегося на расстоянии протянутой руки – всего в 50 км. Всплыли в позиционное и дали полный ход, причем курс проложили таким образом, чтобы встретить противника «в лоб». В 1452 «купец» обнаружился на пеленге 35 градусов. Погрузились. Издалека судно противника смахивало на небольшой пассажирский лайнер менее 2 тыс. тонн. Выходить в атаку пришлось кормой, скорость цели определили в 5 узлов. Торпеды поставили на углубление 2 метра.

Чем ближе подходил «купец», тем большие сомнения охватывали Строгова. Цель казалась все крупнее и крупнее, расчеты летели к черту, а делать новые было некогда. Терзаниям Константина положил конец Климов, приказав стрелять. Обе торпеды исправно попали и взорвались, пустив ко дну, как выяснила позже американская разведка, крупный грузовоз в 4,5 тысячи. Так что Строгов действительно ошибся, но так, как это бывает нечасто у подводников и прочих охотников с рыболовами, в меньшую сторону.

Господин Танака был успешно высажен в 500 14 января. Подсчет запасов топлива показал остаток 73%, что сулило долгое крейсерство. Поэтому Климов приказал отвести лодку мористее, задумав ни много, ни мало морскую блокаду Мурорана. Но из этого ничего не вышло – японцы, кажется, сделали правильные выводы из исчезновения потопленного «купца» и практически полностью прекратили радиообмен. С-53 внезапно оказалась в информационном вакууме. Последней наблюдавшейся целью в районе Мурорана оказалась рыбацкая шхуна, наблюдавшаяся на горизонте около 10 утра все того же 14 января. А после – «горизонт чист».
Дело затягивалось, и Климов, чтобы сберечь топливо, придумал еще одну штуку. Днем лодка шла под перископом, с наступлением темноты, как и раньше, всплывала в надводное для подзарядки. Но подзарядка длилась относительно недолго, поскольку за день «эска» расходовала не больше половины емкости аккумуляторов. Поэтому остаток ночи лодка просто дрейфовала, чтобы не жечь соляр в полной темноте, когда обнаружить что-то практически невозможно. К тому же, пока дизели молчали, механики могли спокойно проводить их профилактику. Строгов удивлялся, как это он сам не додумался до столь простой вещи!

16 января была зафиксирована повышенная активность авиации противника, но лодку японцы не обнаружили. До 20 числа «эска» продолжала безрезультатное крейсерство, а потом Климов решил уйти от греха подальше. Ночью лодка перешла в район к востоку от входа в Сангарский пролив, примерно туда же, где Строгов охотился в прошлом походе.

21 января в 2340 перехватили сообщение от судна, идущего через район патрулирования на юго-восток. Лодка вышла на его курс и легла в дрейф, поджидая добычу. В 538 22 января по пеленгу 287 обнаружена некая цель, но было еще слишком темно. Поэтому, прикинув, что противник идет со скоростью около 8 узлов, Строгов приказал лечь на параллельный курс. Но, когда совсем рассвело, японец пропал. Сигнальщики шарили биноклями по всему горизонту, но ничего не могли обнаружить. Выход подсказал Климов – он посоветовал погрузиться и вести акустический поиск. Строгов скептически усмехнулся, но отдал соответствующий приказ. Ко всеобщему изумлению, сразу после погружения акустик сообщил о наличии четкого контакта на пеленге 94 градуса –одновинтовое судно, идущее средним ходом. По-видимому, вместо того, чтобы следовать параллельно «купцу», лодка в темноте пересекла его курс и оказалась на левом траверзе. Впрочем, в перископ все равно никого не было видно.

«Эска» снова всплыла в позиционное и пошла на сближение. В 1056, наконец, «пропажа» была обнаружена на пеленге 002 градуса. Судя по всему, это был танкер примерно в 5 тыс. тонн водоизмещением – уже третий или четвертый такого типа, встреченный Строговым. Танкер идеально выходил под удар носовыми аппаратами. Константин хотел приказать изготовить все четыре, но Климов решил сэкономить торпеды и обойтись двумя. Кроме того, обеспечивающий приказал не пользоваться TDC и взялся сам рассчитывать параметры движения цели и угол упреждения по таблицам. Надо сказать, что это выходило у него удивительно ловко и Строгов только диву давался, где штабной каперанг набрался такого специфического опыта. Впрочем, долго предавать удивлению он не мог. То ли на танкере заметили перископ, то ли в этой точке японцам и без того нужно было ложиться на новый курс, но танкер развернулся на 6 румбов и прибавил ход. Выходило, что он идет десятью узлами под залп не носовых, а кормовых аппаратов, да и то лодке следовало развернуться не меньше чем на 60 градусов. Не помогло даже искусство Климова – спешно подготовленное второе огневое решение дало промах. Строгов, матерясь, отошел от перископа, но каперанг тут же схватил его за рукав.
- Давай, командуй всплытие, - прошипел он Строгову в ухо. Константин никогда не видел Климова таким – с оскаленными зубами, дергающейся щекой и расширенными зрачками. – Строгов, готовь артиллерию!

Артиллеристы сделали свое дело отлично – не в первый раз. Охваченный пламенем танкер ушел на дно, лодка погрузилась, но хищное выражение оставалось на лице каперанга до вечера, как приклеенное. Он не разрешил Константину сменить позицию и приказал продолжать охоту у входа в Сангарский пролив. И не напрасно. На следующий день в 1530 перехватили радиограмму с судна, идущего из Сангарского пролива на восток. Построение курса перехвата было не сложным, но пришлось дать полный ход, чтобы успеть на рандеву до темноты. Встреча состоялась в 1752, японец был опознан как каботажник в 2,5 тыс. тонн. Строгову долго не удавалось определить скорость цели – измерения и расчет с использованием TDC давали то 7, то 8, то 10 узлов. Климов, устав смотреть на мучения подопечного, враз избавил его от сомнений. Он просто измерил расстояние от точки, в которой «купец» дал свои координаты, до точки встречи и разделил это расстояние на прошедшее время. Получилось примерно 7,5 узлов. Последний расчет «ящика» выдал 8 узлов, им и воспользовались. Обе торпеды попали каботажнику в корму, оторвав ее напрочь. Полюбовавшись на тонущего носом кверху врага, Климов невнятно произнес «Ага» и о чем-то глубоко задумался.

Экипаж «эски» торжествовал – результат предыдущего похода был перекрыт, боевой счет превысил 10 тыс. тонн. Но через несколько дней радость как-то поблекла. Во-первых, в эти дни им не попалось никакой добычи – японцы снова сделали правильные выводы. Во-вторых, странность поведения Климова стала заметна не только Строгову. Каперанг часто хватался за щеку, мало ел, его лицо как-то странно подергивалось, а в глазах стояла неутихающая боль. Строго несколько раз спрашивал, но Климов говорил «Отставить расспросы» таким тоном, в котором ясно чувствовалась разница в две звездочки. Строгов терпел, терпел, да и не вытерпел. В конце-концов, командир на корабле он, а значит – «первый после бога»! Поэтому у него есть полное право при Климове приказать судовому врачу «осмотреть капитана первого ранга и доложить о его недомогании». Похоже, что этот приказ был отдан в удачный момент, когда неприятности допекли Климова по самое «не могу», и он не ответил новой резкостью. Собственно, врачу ничего самому докладывать не пришлось – Климов сообщил ему, что уже давно страдает воспалением тройничного нерва, которое обостряется от холода, сырости и прочих прелестей боевых походов. Боль жуткая и ничего в условиях лодки поделать тут нельзя, разве что морфий колоть. Но морфия мало – всего несколько ампул для тяжело раненых.

- Не обижайся, Костя, что я раньше тебе про не говорил, - втолковывал Климов, - в штабе ТОФ об этом никто не знает. И знать не должен, где я эту заразу подхватил. Я ж не всегда во Владике служил, меня год назад как перевели только. А до того я в сороковом у немцев при штабе Денница состоял наблюдателем, вот как сейчас у американов числюсь. Мы ж тогда чуть не в друзьях ходили, сейчас как вспомнишь, так кровь вскипает. А тогда ничего, к мундирам их привык, с самим «папашей Деницем» за ручку. На «U-ботах» трижды в Атлантику ходил, американцев и англичан топить. Вот как оно в жизни бывает. Там и продуло меня насмерть, пока на мостике стоял. У берегов Исландии знаешь какие ветра?! Пневмония, думал, помру совсем. Нет, выжил, отправили меня в Союз на лечение аккурат в марте сорок первого. И вот вылечили, а тройничный нерв на память остался. Чтобы помнил, с кем можно за руку здороваться, а с кем нельзя.

Строгов слушал, раскрыв рот. Вот откуда у Климова такой опыт! Но едва он сказал об этом, как каперанг махнул рукой, ухватившись другой за больную щеку. - Нет, это я еще раньше натренировался, в Испании. Я там тоже советником был, в группе Кузнецова. Ходил на республиканских подводных лодках. Там атаковать было некого, сплошь нейтралы, но хоть так тренировались, без стрельбы. Только, скажу тебе, испанцы не моряки. Все впустую, сколько не бился. А вот немцы – те да, подводники. Как бы нашим теперешним союзничкам им Атлантику не проиграть.

В таких разговорах натужно тянулось время. 27 января «дед» доложил, что осталось 50% топлива. А 28-го в 2117 наружная вахта обнаружила судно по пеленгу 219 градусов. В быстро сгущавшихся сумерках удалось только примерно определить курс цели. Лодка заняла лидирующее положение, надеясь, что утром судно обнаружится за кормой. Но надежда оказалась тщетной – на рассвете поиск в кормовых секторах. Не помогла и акустика. В довершение неприятностей в облаках заметили патрульный гидросамолет, и пришлось срочно погружаться. Впрочем, погружение имело и положительную сторону – под водой лодка ползла со скоростью 3 узла, и давешнее судно ее нагнало. В 1238 по пеленгу 199 градусов был обнаружен крупный танкер.

Боясь снова его потерять, Строгов приказал сблизиться в позиционном положении, потом опять погружаться и выходить в атаку с правого траверза. Стреляли тремя торпедами из шести оставшихся, причем попали все три, но одна не взорвалась. Две удачные угодили обе в носовую часть и не смогли пустить танкер на дно. В 1350 в перископ было ясно видно, как объятый дымом танкер водоизмещением не менее 10 тыс. тонн стоит без хода. «Эска» стала выходить в повторную атаку, но тут японцы внезапно дали ход. По измерениям вышло 4 узла, Климов, дергая щекой, приказал пустить одну торпеду с 5 кабельтовых. Торпеда снова угодила в нос танкеру, но этого он уже не выдержал. Носовая часть отломилась и танкер затонул в течении нескольких минут, залив океан нефтью на несколько миль. Наблюдая агонию, Климов снова сказал «Ага» и зачем-то щелкнул пальцем по TDC.



До 30 января ничего не происходило. Лодка ходила днем то в позиционном положении, то под перископом, а ночью, подзарядившись, дрейфовала под плеск волн о борта. Климову становилось то лучше, то хуже, но он упрямо не уводил «эску» с позиции. 30 января в 16 часов заметили было судно, но это оказалась очередная шхуна. А вот 2 февраля в 740 перехватили радиограмму от судна, идущего на север. Судя по координатам, оно находилось на расстоянии 200 км от лодки, что делало перехват весьма сомнительным. Тем не менее, решили рискнуть. Лодка вышла на курс судна и пошла ему навстречу полным ходом, чтобы успеть перехватить до сумерек. Не удалось. Все, чего добились – это оказались далеко к югу от своей позиции с изрядно уменьшившимся запасом соляра. Предположив, что просто разминултсь с целью, полным же ходом пошли на север. Когда, по прикидкам Климова, лодка наверное обогнала супостата, Строгов положил «эску» в дрейф. В 305 вахта, вроде, заметила к зюйду что-то, напоминающее судно. Тогда лодка пошла на север ходом 7 узлов, надеясь сохранить контакт до рассвета.

Все эти титанические усилия ни к чему не привели. На рассвете горизонт оказался чист, акустический поиск безрезультатен, а доклад командира БЧ-5 неутешителен – после беготни туда-сюда полным ходом запас соляра сократился до 34%. На «эске» воцарилось уныние, впрочем, ненадолго – в 1815 новая радиограмма сообщила о том, что некое судно (как бы не то же самое!) идет к Сангарскому проливу курсом вест. Лодка устремилась в погоню в позиционном положении и уже к 20 часам сигнальщики опознали на горизонте малый каботажник, уже второй за этот поход.

По карте прикинули, что скорость судна от 4 до 5 узлов. Измерения и расчет TDC дали 4 узла. Обе остававшиеся торпеды попали в корму, отправив каботажник на дно меньше чем за две минуты. Все, стрелять было больше нечем и Строгов в ту же ночь решил идти к Мидуэю. Климов, правда, предложил несколько задержаться и попытаться потопить еще кого-нибудь артиллерией, но Константин, на правах командира, приказал прекратить крейсерство со ссылкой на наличие на борту больных членов экипажа.

Пока шли к Мидуэю, Климов каждый день раскладывал на столе в кают-компании чертежи TDC и что-то считал в блокноте. А когда уже подходили к базе, подозвал Строгова и ткнул карандашом в кинематическую схему американского чуда техники.
- Вот эти шестерни видишь? Это механический интегратор скорости цели. Вспомни первый каботажник. Мы по карте насчитали ему 7,5 узлов, а этот интегратор округлил до восьми. Правильно округлил, скорость даже чуть больше была, раз попали в корму. Потом танкер – выставляли ход опять по интегратору и опять он округлил до целого, все торпеды шли в нос. И вот сейчас – у нас по карте 4,5 узла, на интеграторе 4 и торпеды идут в корму. Опять округлил до целого, его мать! Так что впредь доверяй, но чем-нибудь проверяй. Придем в Датч=Харбор, скажу американам, чтобы на шестернях интегратора сделали больше зубьев, тогда точность станет повыше.

На Мидуэй пришли 18 февраля, в Датч-Харбор 25-го. Результаты похода были уникальными для Алеутской группы – почти 25 тыс. тонн. После Победы за этот поход Строгов получит орден Отечественной войны. А сейчас его награда куда выше - вернувшиеся отпускники привезли из Владивостока письмо от Наденьки и Константин, балдея от счастья, узнал, что у него родился сын!
Кстати, в это время Строгов с его 48600 тоннами был на втором месте среди американских подводных асов. Но их историки до сих пор это отрицают.

Продолжение следует