Цитата Сообщение от А-спид
Ну, если говорить совсем серьезно, то достаточно одного случая несбитого 4-мя снарядами 20-мм ФВ чтобы доказать, что этот момент не соответствует рельности. Вы сомневаетесь что такой пример найдется?
Ну положим 4 снаряда - это не может быть абсолютной гарантией. Сомневаюсь, что Кобра прочнее ФВ-190, а про Кобру Бабак писал, что вернулся на аэродром, получив 8(!) попаданий снарядов, закрывая своим самолетом ведущего. Причем основной проблемой при возвращении была тряска из-за пробитой одним из снарядов лопасти винта, а упоминаний о серьезных повреждениях нет:

"Недалеко впереди — облачность, та самая, на которую возлагали столько надежд, готовясь к вылету. Облачность для летчика — единственная надежда на спасение в трудную минуту. Но как дотянет к ней командир на израненной машине? Бельский подбадривает Петрова по радио, а сам решается на крайность: как только изготовится фашист для стрельбы по Петрову — бросить свой самолет прямо на атакующего “мессера”, прикрывая машину командира.

Так и поступил. И вот хорошо слышна летчику четкая барабанная дробь пулеметных попаданий в обшивку самолета, а когда вся машина вздрагивает, то значит в нее угодил снаряд. Бельский мысленно их считает: “Три... четыре...”

Дерзкий маневр летчика психологически действует на противника. Боясь столкновения, он каждый раз резко отворачивает самолет в сторону.

Как только изготовился к атаке следующий “мессер”, Бельский вновь повторяет свой маневр, направляя самолет прямо к его носу. Но вдруг его машина вздрогнула, в кабине все завибрировало. Это угодил в в нее восьмой по счету снаряд. Не зная точно последствий попадания, но чувствуя, как сотрясается самолет, он передает по радио командиру:

— Петров, я подбит, больше прикрывать не могу... Бельский переводит свой самолет в набор высоты. Машина продолжает вздрагивать, но рулей слушается хорошо.

В атаку на его самолет изготовилась четверка “мессеров”, следующих один за другим с небольшим интервалом в пеленге. Вот-вот тот “мессер”, что впереди, ближе к нему, откроет огонь... Чувства подсказывают летчику: надо бы предпринять маневр, чтобы не дать возможности вести гитлеровцу прицельный огонь, но мысль удерживает: еще миг... впереди облачность — единственная надежда на спасение. Увернешься из-под атаки, попадешь затем в кольцо вражеских истребителей. Было бы нормальное состояние — полбеды, но машина подбита, вся содрогается от сильной тряски...

Но вот и облачность. Словно густым туманом окутало все вокруг. Сразу становится легче на душе. Плавным доворотом без крена летчик устанавливает по компасу обратный курс полета к аэродрому и все внимание приковывает к показаниям навигационных приборов, контролирующих режим слепого полета. Это единственное, что он может теперь делать. Во время полета на часы летчик не смотрит, но чувствует: находится на подходе к аэродрому.

Медленно начинает снижение и вскоре вырывается из объятий облачности, прямо перед собой видит аэродром у станицы Поповичевская — сюда они должны возвратиться с задания.

После посадки, пока Бельский вылезал из кабины и расстегивал лямки парашюта, механик самолета Иван Петров осматривал пробоины на самолете.

— Товарищ командир! Одних только пробоин от снарядов семь.

— Должно быть восемь, Иван Алексеевич!

Тот удивленно посмотрел на командира, начал вновь осматривать самолет, но восьмой пробоины не находил. Тут подошел инженер эскадрильи Михайлов:

— Смотри, какой красивый цветок, настоящая лилия!

Подняв глаза, все увидели на лопасти винта, торчащей вертикально вверх, ту самую, восьмую пробоину — большую дыру с расходящимися в стороны краями разрыва, напоминающими лепестки цветка.

Пробоина на винту была причиной той тряски самолета, что заставила Бельского поволноваться. Развороченные края пробоины — эти самые “лепестки” — при вращении винта стали причиной своеобразного завывания, которое вначале напугало обслуживающий персонал на аэродроме".

З.Ы. Бельский - это Бабак. В мемуарах он о себе в третьем лице, да еще и под псевдонимом писал.