Не Забытые сражения

Начало Августа. 1941г. Под Ленинградом. 3-й Истребительный Авиакорпус.

Сегодня задача нашей эскадрильи - прикрытие ударной группы, которая будет штурмовать вражескую механизированную колонну, идущую к передовой. Запуск двигателя, недолгий прогон его на разных оборотах, и, один за другим, наши И-16тип24, бодро попрыгав при разгоне, оказываются в воздухе. Разбившись по звеньям левым пеленгом, идем на юг, к нашей цели. Необходимо расчистить небо от возможного противодействия вражеской авиации, чтобы ударная группа смогла отбомбиться по цели без помех. Враг рвется к Ленинграду, и наши войска вынуждены отступать все дальше и дальше. Где фашисты будут остановлены, - зависит от каждого, в том числе и от нас.
Ведущий покачивает крыльями, показывая, что мы проходим передовую. И тут, совершенно четко на светлом небе впереди стали вырисовываться маленькие точки. Истребители! Ну что ж, началось. Точки, до этого шедшие плотным строем, расходятся по парам. Мы делаем примерно то же самое. Моя цель - держаться своего ведущего, прикрывая его хвост. Быстро идем на сближение с противником. Точки начинают вырисовываться в более четкие силуэты. Мессершмиты-109. Мой ведущий идет в лобовые с одним из мессеров. Секунда, другая, скорость сближения огромная, и здесь все решают мгновенный расчет, крепкие нервы и... удача. Ближе, ближе. Почти одновременно противники открывают огонь, и огненные трассы летят навстречу друг другу. Успеваю заметить, как от моего ведущего снаряды отбивают куски обшивки. Но, вроде бы зацепило не серьезно. А вот оппоненту повезло меньше: очередь попала прямиком в мотор, и фриц проносится мимо с остановившимся винтом и шлейфом черного дыма. Вслед за уже не опасным ведущим пары немцев, чуть выше, стремительно надвигается его ведомый. Почти в последний момент я вскидываю свой "ишачок" кверху и, даю короткую очередь прямо по курсу летящего на меня выше мессера, которая полосует тому серое брюхо. Делаю разворот, и, догнав, уже идущего со слабым дымком Ме-109, ловлю того в прицел. Еще немного ближе, еще... теперь! Метров с двухсот открываю огонь. Трассеры впиваются в фюзеляж, бьют по плоскостям, хвосту. От фрица летят какие-то ошметки, куски обшивки. Наконец, дым становится густого черного цвета, и мессер круто идет вниз. "Этому больше не наливать!" - усмехаюсь я и выравниваю машину.
"А эти откуда взялись?!" Прямо в лоб идет пара сто-десятых. У этих двухмоторных, тяжелых истребителей в носу установлена целая батарея, и идти с таким зверем в лобовые - только зря подставлять широкий лоб "ишачка". Держа стремительно приближающихся врагов в поле зрения, маневром сбиваю прицел вражескому пилоту, и тот, так и не дав залп, проскакивает мимо. Дождавшись, когда так же мимо просвистит его ведомый, делаю резкий разворот. Теперь все преимущества на моей стороне. Пилот Мессершмита-110 пытается маневрировать, уходя из-под атаки. На этой-то колымаге оторваться от И-16? Рассмешил! Лобастый "ишачок" запросто перекрутит в вираже Ме-109, а про этот тарантас и говорить нечего. Задний стрелок пытается отстреливаться, но это не проблема. Мгновение - и в прицел вписывается правый мотор. Жму на гашетки, и длинная очередь вспарывает капот и плоскость врага. Мотор вспыхивает, и крыло с большим черным крестом переламывается. Готов. Смотреть на то, как вниз, кувыркаясь, валятся горящие обломки некогда, и я жму газ. Ведущий уходит в глубокий вираж почти на бреющем, но я иду наперез. Аккуратно навожу нос истребителя на камуфляжную каракатицу, выношу упреждение, и, сблизившись еще немного, даю очередь. Светящиеся шнуры трассеров бьют прямо перед носом сто-десятого, а потом трасса прошивает нос и кабину. Летят брызги плекса, и фашист, дернувшись, как-то вяло валится на крыло, затем переворачивается на спину и врезается в деревья, взорвавшись большим ярко-оранжевым облаком.
- Кто ни будь, сбросьте их с моего хвоста!
Пока я разбирался с парой Ме-110, упустил своего ведущего. Коря и проклиная себя за это, выискиваю попавшего в беду напарника. В небе жарко - истребители крутят виражи на пределе возможностей машин и пилотов, и с концов плоскостей срываются белесые струи турбулентных потоков. Кто-то дымит, оставляя за своим самолетом длинный темный хвост. В этой свалке уже висит купол парашюта. А вон и ведущий, на хвосте у которого висит пара мессеров. Дела плохи, - мой ведущий оставляет уже сероватый дымок, и никак не может сбросить преследователей. Выжимаю из мотора все, что можно, рискуя обрезать его в самый неподходящий момент, мчусь на перехват, повторяя про себя "Держись "пятый"! Держись еще немного!!". Пока ведущий пары мессеров ловит в прицел уже поврежденный ишачок, его ведомый, немного по отстав, вальяжно и неторопливо следует вслед, дожидаясь, когда командир прикончит "крысу", как называли немцы И-16. Хвост ведущего держит под охраной его ведомый, но у меня нет выбора, потому что счет идет на секунды. Разогнавшись, быстро сближаюсь с ведущим пары мессеров, который увлеченно ловит в прицел моего командира. "Худой" закрывает весь прицел, через который хорошо видны кресты и обозначения на камуфляжном теле самолета. "Ведущий группы!" мимолетно проносится в моей голове, и я даю залп из пушек и пулеметов, прекрасно видя, как разрывы разносят капот, кабину, фюзеляж. Вражеский самолет вмиг оказывается в огне, и огромные языки пламени буквально пожирают кабину. От нее летит сброшенный фонарь, но пилот так и не выпрыгивает, сгорев, вероятно, заживо. Досмотреть это красивое и жутковатое зрелище мне не дают: серовато-красные трассы бьют по левой плоскости, вырывая куски обшивки. "Ведомый!" - соображаю я, одновременно вырываясь из-под огня. Машина уже не так послушна, и норовит вырваться из-под управления в сваливание. Приходится прикладывать больше усилий, чтобы истребитель не свалился в штопор, но в горизонтальный полет переходить нельзя - на хвосте висит обозленный мессер. Стиснув зубы, стараюсь оторваться от преследователя, но сделать это с поврежденным крылом все труднее. Тяну ручку на себя до темноты в глазах, параллельно парируя "взбрыки" немного подраненной машины и лихорадочно соображая, как сбросить гада: вниз, с переворотом не уйти - высота около двухсот. Скорости, чтобы крутануть иммельман, тоже нет, да и мотор может не выдержать нагрузки. Продолжая уходить в вираж, вдруг слышу "Туда ему и дорога!". Быстрый взгляд назад, - а мой преследователь обломками сыплется на лес. Спасибо, "пятый". Это мой ведущий пришел на выручку и поймал гада в прицел. Теперь уже вдвоем, на своих немного израненных машинах, мы летим в угасающее сражение. Вон комэск доколачивает последнего мессершмита, и тот, оставляя густой черный шлейф за собой, камнем летит к земле. Наших вокруг много, и, может быть, у нас даже нет потерь. Хотелось бы верить. Есть время оценить состояние моего И-16 Бросив взгляд влево, вижу здоровенную дыру в крыле. Виднеются куски перебитых нервюр и сквозь дыру можно даже видеть землю. Да и мотор уже начинает сбавлять обороты, и температура масла немного выше нормы. Но, ничего, до своих дотяну, главное - чтобы мотор не подвел.
А вот подходит и ударная группа - "Чайки", несущие под своими крыльями 50-килограммовые бомбы, вытягиваются в линию и спокойно встают на боевой курс над дорогой, по которой к линии фронта идет колонна вражеской техники. Грузовики с пехотой, топливом для танков, боеприпасами, полугусеничные бронемашины, весь этот железный поток, который, кажется, так и пойдет без остановки до Ленинграда, вдруг оказался сборищем мелких жуков с высоты в триста метров. От машин в панике начинают разбегаться еще более мелкие фигурки солдат, но - поздно: в голове конвоя уже начинают рваться первые бомбы, разнося механизированную колонну в клочья. "Чайки", собравшись, неторопливо делают разворот на второй заход и прочесывают из своих пулеметов остатки того соединения, что уже никогда не дойдет до передовой. А, значит, еще на мгновенье, мы приблизили тот день впереди, когда, весь этот железный вал, буксуя все больше и больше, наконец остановится, а потом и покатится вспять. Приблизили тот день, который принесет нам такую трудную, но такую нужную Победу.

Да, разумеется, я никак не мог летать на И-16 в 1941 году под Ленинградом, потому что меня тогда еще и на свете не было. И, хотя все описанное происходило лишь на экране моего монитора, все же... я был там. Я был там, сидя в тесноватой кабинке И-16тип24, крутился, уходя от огня мессершмитов и атаковал юнкерсы. Прикрывал бомбардировщики и штурмовал вражеские колонны. Спасал от гибели напарников и был сам спасен не раз. Пусть на недолгие мгновенья игры, но это было.
И еще. Когда стихает шум мотора из колонок, когда пройдена еще одна миссия, невольно задумываешься о тех, кто в реальном сорок первом вылетал навстречу реальным мессершмитам и хейнкелям и дрался ни на жизнь, а на смерть. У кого не было возможности переиграть миссию заново или поменять режим сложности, и кто не мог поставить войну ни на паузу, ни просто выключить ту "игру". Кто просто сделал возможность того, что мы сейчас об этом говорим. И грош нам цена, если мы это забудем.