Нет, вроде бы ещё в 43 году.Сообщение от Maximus_G
В этом издании, если пилот награждался ГСС позднее этого боя - даётся сноска.
Дык год-то 44, в 41-42 летали небольшими группами от нехватки самолётов, а теперь видимо - от ощущения крутости, немцы -то уже не те. Немцев стало меньше, вероятность встречи меньше - зачем много самолётов гонять. А про то что немцы действовать продолжали крупными группами, эффективно управляя имим по радио - как то не учитывалось.
По крайне мере у меня других объяснений этого "феномена" нет.
Есть об этом у летчиков:
Боевые вылеты крупными группами оправдывали себя. Недооценка такого метода, распыление сил и средств приводили к меньшим успехам в боях, неоправданной гибели даже опытных летчиков. Именно так и произошло у нашего соседа, в 104-м полку. Командир этой части, герой боев на Кубани, Владимир Семенишин вел неравный бой небольшой группой. Противник имел значительное превосходство. Командир полка сбил три самолета. Но и сам был подбит, тяжело ранен. Семенишин нашел силы покинуть самолет. А вот открыть парашют не смог и разбился. Это была большая потеря. Она горько отозвалась в наших сердцах. Мы хорошо знали этого отважного летчика, не раз дрались в одном небе.
После двухнедельного отсутствия вернулся в полк Заев. К сожалению, в последнее время он часто задерживался по каким-то делам. Сразу к нам прилетел командир дивизии И. М. Дзусов. Недовольный тем, что командир полка решал какие-то личные дела вне части, он резко поговорил с ним. Потом с упреком сказал мне:
— Где находятся группы вашего полка? Их не видно и не слышно над линией фронта. Группы других полков патрулируют в поле зрения войск. А ваших не видно!
— Товарищ командир дивизии, если мы над вами будем гудеть, как шмели, то задачу не выполним. Ну, собьем мы несколько "юнкерсов", а бомбы все-таки полетят на войска. Надо перехватывать противника на подходе и там срывать готовящиеся бомбежки. Такие упреждающие удары производят сильное воздействие на психическое состояние вражеских летчиков.
Командир дивизии, видать, был раздражен разговором с Заевым и не стал вникать в мои доводы, хотя я знал его как вдумчивого начальника, умеющего делать правильные выводы из опыта боев.
— Бросьте убеждать меня своими теориями! Патрулируйте, как положено, чтобы я не выслушивал нарекания от командования! — бросил он в сердцах.
Несмотря на такой разговор с Дзусовым, я остался при своем мнении о тактике перехвата бомбардировщиков.
После отлета комдива Заев с обиженным видом протянул мне справку о лечении.
— Товарищ подполковник, надо было доложить командиру дивизии. Но ведь можно было позвонить в часть, предупредить о задержке...
Я спросил разрешения у Заева вылететь утром четверкой на "свободную охоту" в тыл противника. Ответ огорошил:
— Можете лететь парой! Все "охотники" летают парами, и для вас нет исключения.
— Сейчас обстановка в воздухе очень сложная и парой лететь нецелесообразно.
— Если хотите лететь, то летите парой, — услышал я категоричный ответ.
Покрышкин Александр Иванович
Познать себя в бою
Сам Павлов не унывал никогда. Только однажды и видел его в угнетенном состоянии. Мы стояли тогда на аэродроме Тростянец. С утра я вылетел первой шестеркой. Задача: прикрыть поле боя в районе Ахтырки. Утро было ясное и спокойное. Мы набрали высоту 3000 метров и пошли в заданный район. Внезапно на горизонте с юга показалось какое-то огромное темное пятно. Пригляделся — фашистские бомбардировщики тучей идут прямиком на наши позиции — так называемый массированный налет. А нас всего шестеро.
Передаю на командный пункт и на станцию наведения:
— Поднимайте все, что можете. Массированный налет. Больше сотни бомбардировщиков и столько же истребителей. Идут курсом на Ахтырку.
А сам тем временем принимаю решение атаковать и набираю высоту. Пригляделся — противник идет несколькими эшелонами, на разной высоте. Истребители сверху прикрывают бомбардировщики. По радио слышу: взлетают наши, взлетают 40-й и 88-й гвардейские полки. Слышу голос Павлова. Кричу ему:
— Саша, быстрей!
Обстановка постепенно проясняется. У противника в первой группе шесть девяток «хейнкелей». Идут на высоте 3000 метров, за ними вторая группа — самолетов сорок. Тоже «хейнкели». Чуть ниже — Ю-88, правее, на той же высоте, еще одна группа «юнкерсов». А в центре бомбардировщиков и выше их — истребители сопровождения. Считать их не стал — невозможно было это сделать.
Итак, шестеро против сотен двух (не меньше) вражеских самолетов. Страшно? Соврал бы, если б сделал вид, что ничего в тот момент не чувствовал. «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне». Это сказано много позже войны, но это сказано точно.
— Атакуем! — передаю своей группе.
Внизу, чуть левее нашего курса, идет ведущая девятка бомбардировщиков. Я рассчитал, что гитлеровские [68] истребители не успеют нас перехватить: их головные машины идут правее и дальше — примерно на уровне третьей девятки «хейнкелей». Так что мы вполне успеем атаковать ведущую группу. Так и получилось. Мы сбили двух «хейнкелей» прежде, чем истребители сопровождения ринулись на нас. Скорость у нас была высока, мы развернулись и «нырнули» под атакующих. Ну, теперь держись! Немцы, конечно, видят, что нас мало. Где же остальные, где Павлов, где Лобанов? Ведь они же поднялись в воздух! Командую своим:
— Действовать парами самостоятельно! Атаковать по возможности бомбардировщики!
Думаю, это было единственно правильным решением. По сравнению с противником мы — капля в море. И хотя сбили два «юнкерса», дальше группой действовать будет очень сложно. Передаю своему ведомому Мише Арсеньеву:
— Прикрой!
Достаю «юнкерс» и атакую его. Снова удача! Резко выхожу из атаки, ведомый за мной. И вовремя: нас сверху атакуют четыре «мессершмитта». А впереди по курсу маячат еще два. Но нам чертовски везет: ведомый «мессер» идет настолько беспечно, будто он не в бою, а на воздушной прогулке. Слегка доворачиваю машину и даю по нему очередь. «Мессер» буквально рассыпается на наших глазах.
В шлемофоне — крики, команды, почти вся дивизия в воздухе. Прибавились еще какие-то голоса, но Павлова и Лобанова я не слышу. Где же они? Впрочем, размышлять некогда. Бой продолжается. Очередь «мессера» прошивает мой самолет, однако мотор цел, и я продолжаю бой. Гитлеровцы наседают. Не слышу голосов Хорольского и Наумова, вижу, беспорядочно падает «лавочкин». Сумеет ли летчик выпрыгнуть в этом хаосе?
Еще какое-то время мы ведем схватку, надеясь на помощь. Но слишком неравны силы. Да и горючее на исходе. Даю команду своим выйти из боя и следовать на свой аэродром. Настроение у меня — хуже некуда. Не радует даже то, что мне удалось впервые за всю войну в одном бою сбить три вражеских самолета. Слишком дорогой ценой достается победа. Почему мы дрались в одиночестве? Где Лобанов и Павлов? Где полки, которые поднимались на помощь?
Садимся, и тут все выясняется. Оказывается, гитлеровцы упредили нас — выставили сильный заслон. [69]
И когда наши самолеты поднялись в воздух, им пришлось принять бой едва ли не над собственным аэродромом. Пробиться к нам не смог почти никто. По сути дела, в этом бою ударной силой была наша шестерка. И хотя мы сбили пять самолетов противника, радости не было: не вернулись Хорольский и Наумов.
Вдобавок ко всему при посадке я и сам чуть не разбился: у моего «лавочкина», как выяснилось позже, было пробито в бою правое колесо. Резина при выпуске шасси слетела, самолет, коснувшись земли, стал заваливаться вправо. Удержать равновесие машины мне не удалось, и в конце концов истребитель лег на правое крыло. Выключил мотор. Подбежали техники, помогли выбраться из кабины.
Злой пошел на стоянку к своим. Навстречу — хмурый Павлов.
— Что же ты, Саша, вроде вылетал, а вернулся раньше меня. Ничего не понимаю.
— И понимать нечего. Зажали нас на наборе высоты, без скорости, да так, что и пикнуть не могли. Я слышу по радио, что тебе худо. Думаю, сейчас помогу. А сверху — «мессеры», пара за парой. Как горох... Не мог я, Саня, пробиться. Только отбивался.
Он снял с головы шлемофон и с яростью бросил на землю:
— Давай закурим. Чего ж тут говорить? Все ясно.
Мы проиграли бой. Проиграли не из-за численного превосходства врага (за всю войну мы едва ли в десятке боев имели превосходство в силах) и не из-за плохой летной подготовки. Дело в том, что такой массированный налет явился для нас неожиданностью. Понеся огромные потери в предыдущих боях, фашисты действовали маленькими группами. И мы уже успокоились. И даже вылетали четверками или вшестером. По такому «шаблону» вылетели и в этот раз.
Куманичкин Александр Сергеевич
Чтобы жить...
Ответить с цитированием