продолжение:
===================================
- Почему же об этом рекордном полете заговорили только сейчас?
- Специалистам этот факт был известен давно, но по окончании войны его, по понятным причинам, замалчивали. Я же был поглощен совершенно иными идеями и не придавал особого значения происшедшему. Откровенно говоря, мало кто из представителей моего поколения с удовольствием вспоминает о войне. Но тут произошла путаница с египетским экспонатом в Мюнхенском историческом музее, ну я и написал дирекции музея письмо, что относительно выставленного в музее  Ме-262   также имеются неточности, и пояснил, какие. После этого случай и получил широкую огласку.
- Вам приходилось воевать на Восточном фронте?
- На короткое время меня перебросили на это направление, но в боях я не участвовал, поскольку полеты носили разведывательный характер и совершал я их преимущественно в ночное время.
- Что вам больше всего запомнилось из столкновений с советскими летчиками?
- Беспомощность наших более мощных и скоростных самолетов перед вашими тихоходами-бомбардировщиками. Мы их четко фиксировали с высоты 4000 метров, а при снижении они оставались для нас неуязвимыми из-за того, что летали на высоте 400 или даже 200 метров и очень медленно, так что мы их теряли из визира или попросту пролетали мимо цели, поскольку из-за большой скорости не могли вовремя среагировать, а в воздухе ведь не затормозишь. До сих пор не знаю, что это были за самолеты. Мне казалось, что с них бомбы сбрасывали вручную. Кончилось все тем, что наши истребители по этой причине отозвали с фронта.
- Когда вы поняли, что война проиграна?
- С открытием второго фронта.
- И все это время вы продолжали так же четко выполнять приказы? Так велика была преданность фюреру и нацистским идеям?
- О чем вы говорите! Какие там идеи! Гитлер изначально был для нас примитивной фигурой, поэтому о том, чтобы за него драться, не могло быть и речи. Но каждый из нас за невыполнение приказа мог быть расстрелян, а потому мы, решив, что из этой переделки нам не выйти живыми, уверовали в свою смерть.
Такая же чушь и национал-идея... Вы мне показали заголовок статьи, где меня называют "нацистким пилотом". Для меня это звучит оскорбительно. Мой отец был решительным противником режима. Моего дядю схватили вместе с группой евреев, с которыми он был очень дружен, и больше наша семья его так и не увидела. И это не единичный случай. Двухзвездный генерал Удет - воздушный ас - любимчик Гитлера был арестован гестапо, затем после заступничества Геринга через несколько дней выпущен на свободу, но не смог перенести унижения и застрелился. Авиаконструктор Хейнкель, разработчик более совершенных, чем "Мессершмитты", конструкций, был в немилости у фашистов и лично у Гитлера, но вынужден был работать на власть. Мой друг Вернер фон Браун - создатель знаменитых в войну "фау", а в мирное время - американских космических кораблей, ненавидел режим. Но никуда не денешься: у каждого семья, дети, наконец, товарищи по оружию, которых не бросишь в бою. Все не так просто, как вам это представляется. Были, конечно, и фанатики, как, например, полковник Рудель. Вы же знаете, что он, лишившись ноги, продолжал летать с протезом... Трагедия людей моего поколения состоит в том, что мы, подобно винтикам, использовались помимо собственной воли в военной машине, которая многих из нас и сломала.
- Как вы и ваше поколение в целом относитесь к войне?
- Если хотите, мы съездим с вами в дом престарелых, тут недалеко, в четырех километрах. Там находятся мои сверстники: Адольф Майер - летчик, сбитый русскими, в результате чего ему была ампутирована нога, и Марлис Хорез, уже который день лежащая под капельницей. Она семнадцатилетней девушкой приходила ко мне в кадетское училище в качестве партнерши на танцевальных уроках. Каждый раз я с дрожью приближаюсь к палатам: а вдруг таблички с их именами уже отсутствуют. Как вы думаете, безумие тех военных лет - это именно то, что украсило их нелегкий жизненный путь и дорого им как память? Да нет же! Так и я отношусь к войне - как к величайшему, но неизбежному безумию. Две мировые войны ничему человечество не научили. Войны до сегодняшнего дня продолжаются. Возьмите Балканы, Афганистан, Чечню... Люди в семьях не ладят, а тут конфликтуют на религиозной, национальной почве целые нации...
- Неужели вы настолько пессимистично настроены по отношению к развитию человеческой цивилизации?
- Это не совсем так. Я отмечаю негативные моменты в современном развитии событий, и именно причины и последствия войны, в которой я участвовал, позволяют мне трезво оценивать настоящее и будущее. Мало того, я вижу, как можно если не преодолеть, то оттянуть вспышку кризисных ситуаций - это воспитание молодежи, привитие ей любви к миру. Учебники истории надо составлять иначе: ведь они же представляют собой не рассмотрение этапов развития человечества, а бесстрастное перечисление начала и окончания войн. В результате дети во дворе играют не в мир, а в войну. То есть агрессивность закладывается в людях с детства. Ну а если уж о пессимизме говорить, то он как-то несовместим с моей профессией гинеколога. Мне приходилось давать жизнь человеку в самых невероятных условиях.
- Что же это за условия такие, господин доктор?
- Я ведь являюсь единственным в мире врачом, принимавшим роды в условиях, приближенных к состоянию невесомости.
- Как это? В самолете, в силу обстоятельств?
- Нет, нет! Сразу видно, что вы не специалист. В самолете состояние невесомости имеет продолжительность не более 30 секунд. Этого крайне недостаточно. Условия имитировались нами - группой ученых под моим руководством - на земле. Суть эксперимента состояла в апробации разработанной мной методики и уникального устройства для создания вокруг роженицы специальной атмосферы.
- В каких целях проводился этот эксперимент?
- Более двадцати лет тому назад, когда в космос стали направляться экипажи, в научных кругах серьезно заговорили о возможностях длительного пребывания человека в космосе вплоть до создания там семей и продолжения рода в неземном пространстве. Но как это осуществить на деле? Направить в космос ради эксперимента людей не представлялось возможным. Этого просто не поняли бы налогоплательщики: людям есть нечего, а тут в космосе, сами понимаете, чем занимаются.
- Неужели нельзя было привести убедительные аргументы в пользу проведения эксперимента?
- Вы знаете, каких трудов стоило Вернеру фон Брауну убедить конгресс США в финансировании проекта по высадке человека на Луну! В своем выступлении перед конгрессменами ученый сравнил лунный проект с только что появившимся на свет ребенком: как родители, не ведая, что вырастет из их чада, пестуют его, так и исследователи космоса не могут заранее определить конечный результат развития своего детища. А для того, чтобы оно успешно развивалось, необходимы средства. Этот довод возымел действие, и большинство членов конгресса высказались в пользу инвестирования проекта. Дважды повторить этот ход Вернер фон Браун не мог. Однако он одержим был этой идеей и инициировал мои работы с НАСА в данной области.
- И как прошли роды?
- Прекрасно!
- А что с ребенком?
- Сейчас этому молодому человеку 21 год. Живет он в Мюнхене и ничем не отличается от других своих сверстников.
- Имя этого человека можно узнать?
- Извините, но, по известным соображениям, я не имею права вам его сообщить. Впрочем, это уже другая тема для разговора, и, откровенно говоря, она для меня гораздо интереснее начатой нами прежде...
Я и сам с удивлением вдруг обнаружил, как мы незаметно перешли с военной тематики на мирную. Насколько зыбка все-таки грань между двумя состояниями, и с какой легкостью война чередуется с миром, а из жизни легок путь в небытие. Мне охотно верилось, что никогда врач Гидо Мутке по своей воле не участвовал бы в той массовой бойне, поскольку в условиях свободного выбора отдал предпочтение сугубо гражданской, пожалуй, самой гуманной профессии в мире.
В.МЕДВЕДЕВ.
Наш спец. корр.
Мюнхен.