Когда капитан Доглядов, описав пологую кривую, поднял фонтан воды и стал подводником, а следом генерал Охотников, потеряв крыло и привычно ругаясь (Кошкина!! где тебя черти носят!!????), закувыркался в неправильном пируэте и бухнулся на продовольственный склад... Когда на экране дважды появилось сообщение: "наш самолёт уничтожен", вот тогда я поняла, что блестяще сдала экзамен на офицера!
Итак, закончив кадетскую академию и получив звание оберштурбмандфюрер ЛФ, я была распределена в штаб отдельной воздушно-десантной истребительной зенитной бригады "Jger_124", под начало обременённого полномочиями, орденами и бородой, полковника запаса Потомучто-Думского.
Здесь, среди пыльных папок с личными под недреманным оком начальника штаба и началась моя служба...
Любитель стремительных фоккевульфов, со стороны суровый и молчаливый, оказался при ближайшем знакомстве доброй души старичком. Основное рабочее время он проводил в долгих и подробных воспоминаниях о делах давно забытых, о тех, что уже и немногие помнили, а если помнили, то всё перепутали и исказили.
Повествуя о великих битвах на бескрайних просторах заснеженной России, о мясорубке над островами Индонезии, о военно-воздушных операциях по захвату Рейхстага..., полковник Потомучто-Думский говорил о себе от третьего лица и привычно поглаживал затылок - место сквозного ранения, полученного при атаке на Пёрл-Харбор. Между захватывающими по своей яркости эпизодами рукопашных схваток и ночных бомбометаний, рефреном звучало одно и тоже:
"Мда... долго они будут помнить Потомучто-Думского... вот лётчики были! Теперь уж нет таких, а скоро совсем не будет..."
Таким вот образом, потянулись у меня штабные канцелярские будни, наполненные исключительно делопроизводственными задачами: оформление заявок на сух. пайки, подготовка документов на утверждение новой лётной формы (футболка, повязка, ботинки), сбор подписей для орагнизации фонда для бездомных кошек и т.п. и т.д.
Штаб был центром притяжения, вокруг которого вращался весь виртуальный микрокосм боевой и бытовой жизни. Естественно, что в центр чаще падали господа с большим удельным весом. Командир бригады, генерал Охотников, заслуженный мастер воздушной подножки, бумзумил штаб внезапно. Подготовиться к очередному распоряжению было практически невозможно. Разнообразные приказы и указания (сборы на учения, присвоение очередного звания, дислокация всего личного состава на другие серверы) сваливались на голову столь неожиданно, что документы в почте лежали невостребованными. В итоге, моя исполнительская дисциплина оставляла желать лучшего. Выручал однако один молоденький офицер, штурмфюрер ЛФ Страйкеров, но о нём речь пойдёт отдельно... ибо этот самый Страйкеров мне давно глянулся блестящими запонками на военного образца бриджиках.
Командир появлялся в штабе внезапно, словно из под земли вырастал. Прищуриваясь, он выстреливал очередное порицание и исчезал в неизвестном направлении...
- Кошкина! Ни хренаськи не понял! Вас где обучали? Кто так документы оформляет? Слог тяжеловатый - исправить... Впрочем, вас только время вылечит!
Вначале я сильно боялась..., потом привыкла. Но в глубине души хранила надежду, что вот придёт когда-нибудь генерал, улыбнётся и скажет: "Ну что Кошкина, как дела? как служба? Читал недавно приказ, что вы подготовили. Нравится мне ваш эпистолярный стиль. И правильно вы отметили, что офицеры, не имеющие домашних кошек, автоматически увольняются из батальона...
И тогда я встану по стойке смирно, щёлкну коблучками и отдам честь...
И, используя этот благоприятный момент, скажу: "Мой Генерал, осмелюсь доложить, хочется мне в бой... в ADW полетать... только не зарегастрированная я совсем". А он мне ответит..., ой! Даже не знаю, что....
Захаживала в концелярию фигура загадочная, если не сказать страшная... Красавец мужчина: благородная залысина, покатый лоб, брови – крылья ворона, прямой нос, улыбка Джаконды и взгляд Горгоны, – штриховой портрет человека железобетонной воли и преданности служения делу. То был начальник политической безопасности майор Зайчиков. Надо сказать, появление Зайчикова всегда вызывало у меня смутное чувство тревоги и необоснованной вины. Сразу хотелось как-то сесть по стойке смирно, юбку поправить, сапоги начистить и макияж подновить. Разные о нём ходили слухи и домыслы... И были те слухи жуть наводящими, наподобие историй о Синей Бороде. Говорили например, что он дальний потомок Малюты Скуратова по материнской линии, и что своё ремесло он перенял по наследству. Что имеется тайная сеть агентов для выявления инакомыслящих, и ведутся тайные досье, распухающие от компроматов. Что создана им и действует целая система наказаний: от официальных выговоров до сырых пыточных темниц, куда по ночам ходит он на дознание...
Я всем этим сплетням конечно не очень верила. Но всё же остерегалась открыто говорить в его присутствии... Приходил он в канцелярию молча, садился за стол напротив, и уставившись в стену, молчал... Помолчит-посидит часок и так же молча уходит... Иногда только задаст пару привычных вопросов, да не простых, с подковыркой, с далеко идущими выводами.
- Мадам Кошкина, а не балуетесь ли вы случаем грибочками галюциногенными? А травку не покуриваете? Нет? Ну ладно... подождём...
И на тренировках, кода я ещё кадетом была, придёт, сядет на филде и сидит тихонько... думает, что его не видно... Посидит часок, потом свои вопросы задаёт: «Кадет Баламутько, грибочки не употребляете? А травкой не балуетесь?»
Продолжение следует...