quote:

Originally posted by Stardust:
Повторяю для невнимательно читающих журналистов - "а вот в современных радиопереговорах если несколько подразделений работают на одной волне, обычно так и делается". Ключевые слова - НЕСКОЛЬКО ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ! А еще я написал, что это не про авиацию - там я просто не знаю систему радиопозывных ни теперь, ни тогда. Поэтому хотелось бы услышать квалифицированный ответ, а не "слышал где-то и когда-то".
Извини.
Смотрим в мемуарах:

Вот

http://militera.lib.ru/memo/russian/evstigneev/05.html

2хГСС, 53 сбитых что-ли

Пристраиваемся к нашим бомбардировщикам. Их ведущий чуточку насмешливо спрашивает:

— "Маленькие", и это все? Привет, я — "Беркут".

— "Беркут", не волнуйся! — бросаю ему и передаю своей группе: — "Соколы", слышали "Беркута"? Так что имейте в виду. Бьемся насмерть!..

— Спасибо, "Соколы". Если так, то идем. В связь включается Тернюк:

— Командир, передай "большим", чтоб не мазали. Лидер "петляковых" уловил намек:

— "Маленькие", я пошутил. Будет порядок...

В эфире раздается властный голос без позывного:

— "Беркут", "Соколы", прекратите болтовню!..

Кто-то иронически хмыкнул, и в воздухе наступило абсолютное безмолвие, изредка нарушаемое слабым треском в наушниках шлемофона.


Обращения по позывным без цифр, и ещё есть "командир" - встречается тоже весьмма часто.

Ещё у http://militera.lib.ru/memo/russian/evstigneev/08.html

Чтобы избавить группу от всяких неожиданностей, внезапности нападения, я даю команду одной четверке снизиться метров на пятьсот, а сам остаюсь под нижней кромкой облаков. Видя это, "фоккеры" отказались от своего тактического маневра. Поняли наш замысел. Бой с ФВ-190 еще не закончился, как появляется восьмерка Ме-109, за ней — Ю-87. Предупреждаю летчиков:

— Быть внимательней! Новая группа врага. Грек! Набери высоту, подойди поближе. Экономьте снаряды! — А сам думаю: "Откуда берутся гады, будет ли этому конец?"

Вдруг в эфире нежданной радостной вестью неторопливый голос Ивана Кожедуба:

— Кирилл! Держись, иду на подмогу!

Ликование охватило меня — сил словно прибавилось. Помощь пришла в самые трудные минуты боя, когда и горючего и снарядов осталось совсем немного, а силы были столь не равны!

— Иван, наваливайся на "лапотников" — их две девятки! — передаю боевому другу краткую информацию о составе врага. — А я займусь "сто девятыми"!


Здесь как видим обращение по именам идет, также часто втсречаются фамилии, отчества, прозвища.

А вот

http://militera.lib.ru/memo/russian/...kov/index.html

2хГСС, 35 сбитых

Сближаясь с противником, я совсем не думал о возможных сложностях боя. Экипаж "рамы" состоял из трех человек, включая стрелка, об этом я знал от товарищей, и это не смущало. Мне казалось, что такую большую, неуклюжую машину я собью с первой атаки. Только бы подойти к ней на малую дистанцию.

А "рама" вдруг начала удирать. Не просто пикировать или планировать на свою территорию, а каким-то незнакомым маневром сползала вниз по спирали. Я погнался за ней.

Перекрестные линии на прицеле "кобры" не имели никаких делений, поэтому летчику требовался немалый опыт, чтобы при стрельбе точно определять упреждение. Я прицелился, но эволюции, которые совершала срама", свели на нет мои усилия.

— Анатолий, стреляй! — приказал я Плотникову, выходя из атаки.

Вслед за моим ведомым "раму" обстреляли и Тарасов с напарником. Но она, круто подворачивая под атакующего, выходила из поля обстрела и тянула на свою территорию.

Я летел на машине Морозова, имевшей номер 01. Но вдруг услышал в наушниках: "Семнадцатый, не узнаю вас!" Говорил кто-то из тех, кто находился на командном пункте нашей воздушной армии или штаба фронта. "Выходит, там знали, кто ведет морозовскую машину! А я непростительно промазал... Любой ценой надо немедленно сбить вражеского разведчика!" — решил я.

Но сперва необходимо было ответить на голос земли. Я включил передатчик.

— Я — "Сокол-семнадцать". Надеюсь, в ближайшие минуты вы узнаете меня. Я — "Сокол-семнадцать". Прием.

Снова осмотрелся. Надо мной раскинулась спокойная синева, а на земле бушевал огонь, над ним вздымались \104\ клубы дыма и пыли. "Рама", видимо, уже сфотографировала позиции советских войск и, петляя, устремилась под огневую завесу своих зенитчиков.

Я пошел в атаку.


Здесь уже есть обращение и по номеру - и по позыному с номером. Кстати обратите внимания на фразу: "Перекрестные линии на прицеле "кобры" не имели никаких делений, поэтому летчику требовался немалый опыт, чтобы при стрельбе точно определять упреждение.".

А вот ещё у http://militera.lib.ru/memo/russian/lavrinenkov/05.html


Набрав еще метров пятьсот, я огляделся и увидел почти рядом, чуть сзади, самолет Будановой (в тот раз она была у меня ведомой).

— Прикрой, атакую! — передал я и пошел на ведущего группы "хейнкелей".

Мне удалось прошить очередью фюзеляж "хейнкеля", но и немецкий стрелок из турельной установки тоже стеганул по моему "яку". Мой самолет почему-то сразу потянуло влево, словно левое крыло стало вдвое тяжелее. Я невольно поглядел налево, ища там опасность. В тот же миг в наушниках раздался голос Будановой:

— Семнадцатый, вас подбили. Я прикрою! Прикрою! \59\

И только тогда я догадался перевести взгляд вправо. Большая часть правого крыла была лишена перкаля. Передо мной был обнаженный каркас. Ценой огромного напряжения мне удалось удержать перекошенную машину. Атакованный мной "хейнкель" полз над самой землей. Василий Бондаренко одной очередью свалил его на заснеженное поле... Все это могла бы сделать Буданова, но она не имела права действовать без моего предупреждения или просьбы.

— Тяни к аэродрому! Тяни! Я прикрою, — время от времени повторяла Буданова, подбадривая меня.


Здесь ведомый называет ведущего просто по номеру.

И осталось ещё один вариант проиллюстрировать:

http://militera.lib.ru/memo/russian/skomorohov/11.html

2xГСС, тоже 35 сбитых

Дважды сходились в лобовых — безрезультатно. Снаряды прошли мимо. И вот третья лобовая. Прицеливаюсь — перед глазами два самолета. Встрепенулся, встряхнул головой — один. Через мгновенье — снова два. Это наступило кислородное голодание: у меня во рту был мундштук, но разве в такой горячке сумеешь дышать чистым кислородом? А противник мой в маске. Ему хорошо. Мне стало ясно: если я сейчас, собрав все свои силы, не собью "желтого кока", он сразит меня. В лобовой атаке у меня был излюбленный прием. Я и прибегнул к нему: плавно, еле заметно пошел вниз. Фашист решил, что я ухожу. Потянулся за мной. Я перехожу в горизонтальный полет. Иду со скольжением: почти без крена, не выпуская противника из прицела. А ему трудно взять меня в перекрестие: моя машина все время как бы ускользает в сторону, хотя глазом заметить это почти невозможно. Он начинает доворачивать. Чувствую, сейчас придет решающее мгновение. А тут нехватка кислорода... Сердце чуть не выскакивает, кровь стучит в висках, дыхание учащается.

Давно не испытывал такого напряжения. Но надо выдержать. И, главное, не упустить момент: раньше открою огонь — бесполезно, между нами большая дистанция, чуть позже — вражеские снаряды прошьют меня. Сработать точно, в свое время — в этом весь фокус. [227]

То и дело встряхиваю головой, чтобы избавиться от "второго" самолета. Вижу — "мессер" еще ближе подворачивает, стремясь лучше прицелиться.

Расстояние между нами сокращается. Еще, еще, чуть-чуть еще. А вот теперь — палец на гашетку!

Последний кадр, запечатлевшийся в моей памяти: "желтый кок" как-то неестественно вильнул и пошел вниз. А я как будто сквозь сон слышу: "Лавочкин", выводи, выводи машину!" С огромным трудом открываю глаза. И вижу, как головокружительно мелькает земля — самолет в штопоре. Быстро выхожу из него. Снова слышу:

— Кто штопорил?

— "Чайка-19", я — Скоморох!

— Отлично. Смотри: внизу догорает сбитый "желтый кок", а справа спускается на парашюте фашистский летчик.

— Понял. А где остальные? Где Керим (Кирилюк), Горкин (Горьков), Калаш (Калашонок)?

— Иди на юг, они там барражируют.

Лечу туда и думаю: что со мной приключилось? Знал, что кислородное голодание приводит к заболеванию так называемой эйфорией (буквально означает "хорошо переношу"). Не думал, что болезнь эта настолько коварна — погружает тебя в сладкий сон, с которым невозможно бороться.

На земле узнал: взятый в плен пилот "желтого кока" — майор, воевал в Польше, во Франции, в нашей стране, имел на счету 50 сбитых самолетов.


Здесь помимо обращения по прозвищу и по позывному с номером мы видим ещё и вариант обращения по типу самолета, когда наземное наведение не может определить кто это, встречается тоже довольно часто.

Вроде всё.