Вот что про Шагина\Шагова в своей книге написал капитан Семёнов:
"Обстановка на Западном фронте была тяжелой. Немецко-фашистские войска, захватив Минск, Оршу, Витебск, продолжали рваться на восток. Тем не менее нам не спешили ставить задач по прикрытию наземных войск или сопровождению бомбардировщиков и штурмовиков. Необходимо было познакомиться с районом боевых действий, освоиться с обстановкой. Однако приказали: в случае появления немецких самолетов-разведчиков перехватывать и уничтожать их. Это обязывало нас организовать наблюдение за воздухом и установить постоянное дежурство на аэродроме одного-двух летчиков в кабинах истребителей.

Дни стояли солнечные, безветренные. В небе лишь иногда появлялись редкие облачка. И вот в один из таких дней, когда мы намеревались познакомиться с близлежащими аэродромами и я уже успел прочертить на карте маршрут полета, раздался голос наблюдателя :

— В воздухе самолет противника!

На высоте трех-четырех километров был хорошо различим двухмоторный разведчик, направляющийся в сторону Москвы. На аэродроме дежурил капитан Ш. Подумалось: хорошо, что первый боевой вылет сделает опытный летчик, его победа воодушевит всех. Чего большего может желать командир, когда его подчиненные только что начинают свой фронтовой путь?

— Капитан, взлет!

Команда была выполнена молниеносно. Мы не отрывали глаз от «мига». Вот он круто пошел вверх. Расстояние между ним и разведчиком быстро сокращалось. Немецкий летчик, очевидно, заметил наш истребитель, изменил курс и увеличил скорость. Но тот, срезав угол, продолжал сближение. Никто не сомневался [22] в том, что через несколько секунд последует атака и вражеский самолет будет сбит. Сетовали лишь на то, что наплывшее облако помешало увидеть закономерный исход этого поединка: придется теперь довольствоваться только рассказом самого летчика.

Томительно тянулось время ожидания. Наконец «миг» появился над аэродромом. Когда он сел, мы поспешили к нему.

— Разведчик ушел, — доложил летчик. — Все горючее сжег, а не нашел его в облаках.

Мы недоуменно смотрели на капитана. Как это ушел? Ведь фашист был виден даже с земли. А может, оружие не сработало? Или с мотором что случилось? Но капитан твердо стоял на своем: подвели облака. Спокойная уверенность летчика поколебала мое желание высказать откровенно все, что я подумал по этому поводу. Кто знает, а вдруг действительно всему виной облака? Над аэродромом они были редкими, а там, дальше, может, перешли в «сплошняк». Ну а если другая причина? Скажем, трусость... Нет, в это не хотелось верить...
Другое дело — капитан Ш. Я не ошибся, заподозрив его в трусости при первом вылете на перехват немецкого разведчика, когда он вернулся с пустыми руками. Позже по его вине были сбиты Волков и Долгушин: спасая свою шкуру, Ш. бросил их в бою. И никто в эскадрилье не усомнился в правильности сурового приговора, вынесенного ему военным трибуналом".