Посмотрел. Снято здорово!
Бой "Крепостей" просто захватывает. Вообще здорово. А ситуация напомнила описанную у Афоногенова в книге "Мгновение-вечность":
"Быстрая тень скользнула по живому завалу, и внизу, в стороне, Гранищев увидел узкую, щучьей раскраски спину "мессера"; хищно воспарив над жертвой, немец уходил к своим, на запад.
"Пронесет!" — обомлел Гранищев. Не шевелясь, он ждал, чтобы немец, упившись торжеством над животным, скрылся.
Ничего не изменилось, все сделалось вокруг другим.
Павел провожал глазами тупокрылый самолет, творя губами подобие молитвы: убирайся, немец. Уходи. Улепетывай...
Слюдяной луч солнца сверкнул в острых гранях чужой кабины. Тусклый, бритвенно тонкий "мессер", будто почуяв присутствие беззащитного "ИЛа", развернулся, обнаружил "горбатого", кинулся за ним вдогон...
Метнуться на подбитом "ИЛе" в сторону Гранищев не мог, укрыться было некуда.
Нагоняя "горбатого", немец подзадирал нос, гасил скорость своей машины. Превосходство в скорости ему мешало, точнее, создавало некоторое неудобство: прицеливаться, вести огонь в воздухе сподручнее на равных скоростях. Немец выпустил шасси, два колеса на спичечных ножках. Шасси — как тормоза, съедят излишек, сблизят скорости "сто девятого" и "ИЛа"...
Опытен, сука!
Свободный охотник.
Горючего с запасом, снарядов вдосталь...
Глазаст.
"Меня углядел, когда я и не думал..."
Гранищев вдавливался в бронеплиту, ожидая трассы... "Медлит с огнем, тянет".
"Мессер", не сделав выстрела, аккуратно к нему подстроился, всплыл рядом, крыло к крылу.
Создалась близость — неправдоподобная и вместе безопасная.
За промытым стеклом кабины — оранжевое пятно шапочки-сетки, надвинутой низко на лоб, на самые брови, розовато-белесое, маленькое лицо.
Медленно проходя вдоль левого борта "горбатого" — скорость выше — и видя, наверное, как он исхлестан, догадываясь, возможно, что он плохо управляем, что триммер бездействует, немец слегка растянул рот и выставил два пальца, разведенные буквой "у". "Zwei!" — прожестикулировал он, помогая себе губами: "Zwei!"
"Делаю два захода", — понял его Гранищев, натягивая спиной поводок, чтобы самолет не клюнул. Или: "Даю тебе два захода..."
Первый — пробный, для пристрелки. Второй...
Не дожидаясь, как русский отзовется на уведомление, "мессер" отвалил, показав свой узкий, без моторной копоти и подтеков масла живот. Скорый уход с быстрым уменьшением в размерах...
Торопится — азарт, лихорадка удачи...
То знакомое летчику возбуждение, когда в каждой клеточке тела легкость и как бы слитность с машиной, отвечающей на мановение пальца... Да, так он ушел, забираясь ему в хвост, чтобы издалека начать расчетливый, прицельный гон...
"И нет тех "ЯКов", — оглядываясь вокруг обеспокоенно и жестко, Павел вспомнил истребителей, так резво игравших над базой, над МТФ. Не раз пробиваясь к Обливской без прикрытия, он притерпелся к их отсутствию. "Солдат сам себе голова..." Августовская косовица в небе, которую вел хозяин сталинградского клина — четвертый воздушный флот Рихтгофена, создавала "мессеробоязнь", каждая тучка, птичка на горизонте грозили обернуться сворой псов-истребителей, рвущих друг у друга из пасти лакомую кость, одноместного "горбатого", и надеяться, кроме как на себя, было не на кого. Никаких иллюзий на этот счет у Павла не оставалось.
Сочные алые пятна изредка садились на пульт, но голова сохраняла ясность, все происходящее за бортом он примечал так зорко, как перемены внутри кабины..."
Дальше читать тут:
http://militera.lib.ru/prose/russian...ov2/index.html
Эх, у нас сюжетов - выше головы, отснять только некому