«Я хочу стать парашютистом как дядя Толя. Они хоть и пьют всю зиму, но зато летом у них работа героическая!» - из школьного сочинения.
Это же что же водка, проклятая с человеком делает. А? Это же люди совсем теряют свой человеческий облик. Это же самые верные жены уезжают, например к маме. И детям, между прочим, втолковывают, что папа опять ушел с подонками бухать и потому мы с ним теперь не живем. А у самих подонков синеют лица, мутнеют глаза и притупляется заветное чувство самосохранения. А от этого всего, кстати, и появляются седые волосы.
Так вот, про этих подонков.
Они приехали с разных отделений в базу переучиваться на Лесник 2. Зимой.
Оба закорешились с юности, долго не виделись, и потому радость от встречи была такая искренняя, такая не поддельная, что не прекращалась эта радость до глубокой ночи.
С утра на работу они не пошли, а продолжали нарезать за жизнь, благо источник этой самой радости бил в соседнем цыганском подъезде по 25 рублей за пол-литра. Водить носом конспекты и рисовать коробочки в тетрадке это ведь все не для сильных.
Лишь во второй половине дня с глазами, в глубине которых плескались два немытых стакана, нарушители трудовой дисциплины проявились в павильоне.
Надо вам заметить, что работали они уже давно и потому были совсем не чужие инструкторскому составу и инженеру по эксплуатации. И хоть и с жутким, пробирающим до самой печени внушением, но получили они свои парашютики, ползунки, унты и кожаные говорящие шапки.
А я вам скажу уложить новый Лесник 2 - это надо приложить максимум энергии, так как верхняя часть купола у него болоньевая, а ранец маленький от ПО-16. Кроме того, хранящийся на складе парашют имеет свойство пересохнуть и слежаться, что совсем не добавляет простоты, а наоборот усложняет процесс до невозможности.
Особо продвинутые выносят это чудовище, швейного предприятия № 3 на мороз, а потом в тепле ждут, когда появится конденсат. Но это, замечу, чревато отстранением от тренировки. Ведь жизнь запрещает провоцировать людей на неоговоренные наставлением поступки. Закроешь раз глаза на такого мудрого, закроешь два, а он потом возьмёт и законтрует прибор капроновой нитью. Или шпильку с линейкой в запаске забудет. Или еще хуже, под окнами штаба нассыт.
Вот почему у двух друзей ничего не получалось, и вообще во всем теле от тяжелых физических упражнений была необыкновенная ломота, виски сжимала давящая боль, а изнутри по затылку били изуверские молоточки невропатолога. Это сложное ощущение в народе квалифицируется как «недоперепил».
Стрелки часов неумолимо приближалось к пяти и инженер (ветеран системы с 57 года), потеряв всяческое терпение, лично показал, как это нужно, сопровождая свои действия очень вежливыми ругательствами.
Ну, поняли, наконец, волки тряпичные, тигры матерчатые, кони троянские! Отвечайте! Двоишники! - Рявкнул он, одним движением вываливая капроновый ком к своим ногам.
И тигры, и волки с готовностью закивали головами. И заблекотали что все-то им де понятно, все-то они сейчас сделают в лучшем виде, так что можешь, не беспокоится дорогой ты наш легендарный человек, а черкани-ка пока вот здесь…
К тому времени их сильно трудные головы уже озарил план, короткий и блестящий как удар молнии:
А) Купол как-нибудь столкать в ранец лишь бы последний закрылся.
Б) Немедленно наебенится водки столько, что бы уже гарантированно упасть и забыться, мертвецки так сказать, пьяным сном. Сон, говорит народная мудрость, лучший лекарь.
В основе таких поступков лежала годами сложившаяся уверенность, что обычная суета, связанная с плановой задержкой вылета, бестолковым заселением в гостиницу, коротким январским днем и т. д. оставит достаточно времени и пространства для маневра.
Однако утро принесло свои сюрпризы:
1) В восемь утра и не минутой позже началась погрузка имущества в Ан-26.
2) После окончания погрузки руководитель выгнал всех из темного чрева грузовой кабины на морозное солнце, достал тонометр, секундомер и списки личного состава. Далее желающим отправиться в полет, приказал заголить левую руку до плеча. Сам же он при этом сел на раскладной табурет, за заранее приготовленный раскладной же стол у обреза рампы.
Даже если бы наши герои и могли втягивать воздух через задний проход, как клещи, и как граф Калиостро силой мысли останавливать бешеное сердцебиение, привести давление в норму в таких условиях было конечно не реально. Ведь они не благородный коньяк смаковали, от которого сосуды расширяются до широты необыкновенной. Вливали они в себя жуткое гидролизное пойло, от которого сосуды утончаются просто до каких то микроскопических размеров.
Стрелой метнулись болезные в носовую дверь. Но там уже строго бдил зам по летной работе. А в замы человека с человеческим лицом уж точно не возьмут. Ну, как он тогда, будет жестко держать в руках мужчин в расцвете лет, любящих пошалить (в смысле похулиганить)?
Так что несколько слабых духом понуро побрели с летного поля, печально рассчитывая на то, что сядут на вечерний, фирменный, скорый поезд: «Большое, глубокое, чистое, озеро – Город тренировки», а какая-нибудь низкая облачность или снежные заряды обеспечит им необходимую фору во времени.
Но нашим друзьям такой фортель уже не покатил. Шуршащие бумажки были безвозвратно израсходованы в борьбе с зеленым змием, а все свои надежды на поправку финансовой состоятельности они трепетно лелеяли с ожидаемыми командировочными. А командировочные у нас в базе давали только в день отъезда из города тренировки и только после успешного выполнения программы.
Проклиная все на свете, страдальцы лихорадочно срывали с себя демисезонные куртки и подговаривали товарищей по партии, чье состояние организма вселяло хоть какую-то надежду, пробраться в пилотскую кабину. Там надлежало с по-детски восторженно распахнутыми глазами (Конспирация и еще раз конспирация) трогая всякие рычажки и крутя рога штурвала, незаметно открыть форточку со стороны командира.
На все про все были секунды, экипаж мог подъехать вот-вот.
Это граждане надо видеть, как мучимые похмельем сорокалетние дядечки наяву играют в спецбойцов группы «альфа». И все у них по настоящему: одни заговаривают зубы руководству, другие подсаживают, третьи незаметно проносят одежду. Вот так и проявляется самая настоящая рабочая солидарность и пролетарское братство.
И ведь же подлецы, ужом извиваясь в этой форточке, просочились же на борт, проскользнули как тараканы через пилотскую дверь, обошли все рогатки и зашкерились в темноте под лавками как кроты.
Главное ведь взлететь, а дальше, куда ты денешься с высоты пять тысяч метров?
Тем более руководство в полете, азартно коротает время за картами, а суммы полученные подотчет позволяют поднимать банк до умопомрачительных размеров. Какую-то конкуренцию могут составить только северяне со своими восемью надбавками. А когда начальство выигрывает, оно делается покладистым и очень даже сердечным.
Так вы спросите меня, а что тут такого от чего можно потерять пигментную окраску волосяных трубочек или по заумному– меланин в кератинах?
А это все было только начало испытаний.
По прилёту у всех были отобраны паспорта, с коими гонец покатил в гостиницу. Оставшиеся же, резво принялись разбивать старт. Наши герои вообще попали в первый подъем и, сами охреневая от самих себя же, стали надевать системы парашютные специального назначения. Все это шло в таком пулеметном темпе что никто, и мяукнуть не успел.
И ВЗОШЛИ ОНИ НА БОРТ, И ЖЕЛЕЗНАЯ ПТИЦА ВОЗНЕСЛА ИХ В ЗАОБЛАЧНУЮ ВЫСЬ, И РАЗВЕРЗЛАСЬ БЕЗДНА ПОД НИМИ!
Выше я писал о том, что пропускать свой подъем никак нельзя. А наши матерчатые тигрята льготный год упускать никак не хотели. И хоть очечко волосатое сжималось от самого настоящего ужаса, и коленки дрожали мелким бесом, оба не колеблясь, шагнули в бездну с мыслью: «Господи! Пронеси нас грешных!».
И обоих пронесло…
Так что все обошлось…
Только вот волос седых прибавилось…
Вот вы, может, думаете, что я все тут придумал?
Так вот, дословно:
«Все как обычно ломятся по полю, а я стою, не двигаюсь, не знаю, что и делать. И вдруг замечаю, что дружок то мой такой же задумчивый, как и я…»