- Я всегда говорил, войну в воздухе выигрывают не асы!
Главмаршал Новиков, серый от недосыпания, мотался по штабам армий на своём "Ли-2", с обязательным истребительным эскортом. Вечером двадцать второго он находился в штабе 6-й воздушной армии Ленинградского Фронта, а к ночи должен был перелететь в 14-ю армию, угрожать, уговаривать, накручивать всех как только можно.
- Войну выигрывают не Герои, и не те лётчики, которых аккуратно и долго готовят в мирное время. Только система подготовки пилотов-новобранцев определяет, кто победит в большой войне. На Халкин-Голе воевали профессионалы, их годами натаскивали. А здесь мы имеем что? Большинство тех, кто сейчас там дерётся, - он показал рукой в сторону чёрной от дыма западной части горизонта. - Это замена, военные выпуски. Выдающиеся асы сейчас дают пару процентов сбитых, всё отстальное делают рядовые лётчики. Люфтваффе конец. Я знаю, мы много раз это уже говорили, но я не вижу шансов им оправиться от такого. Как обычно, уцелеют пара десятков "экспертов", будут нам кровь пускать... Американцы держат небо. Суки. Когда ж они сдадутся?
- Многие эскадрильи перестали появляться. Похоже, из-за больших потерь им дают передышку...
Армией командовал Кондратюк, которого Новиков искренне любил. Сейчас он, однако, поморщился.
- Самолётов у них хватает. Не хватает, похоже, людей, готовых на них летать. Нет, неправильно говорю. Не готовых, а - желающих летать. Там, внизу, им не немецкий плен с бейсболом и Красным Крестом, а те мужики, кого они бомбят. Я всё жду, что они стратегическую авиацию на поле боя бросят, но сейчас не тот колленкор, слишком всё плотно, все перемешались, что на земле рукопашные, что в небе...

Сравнение было удачным. Плотность авиации над сформированным, ещё шатким, с неустоявшимися границами котлом, куда попали 1-я и часть сил 9-й американской армий, как и значительное количество немецких войск. Хорошая для севера Европы осенняя погода, контрастирующая с тем, что происходило на границе полушарий, позволяла сторонам бросить в бой тысячи машин на, в принципе, не слишком значительном участке. Кубань сорок третьего, для тех кто её видел, бледнела по сравнению с творящимся в небе Вестфалии и Ганновера.
- Загонят ребят, ох загонят.
Комэск авиаполка ПВО, расположившегося километрах в сорока от клокочущей и ухающей линии фронта, смотрел туда же, куда и все остальные - на запад, из под руки. Усечённый полк, не ввязывающийся в общую мясорубку из-за своего привелегированного, отстранённого положения, был прикрыт от внезапного нападения настолько хорошо, насколько это было возможно.
- По пять таранов в день, такого и под Москвой не было... И который день уже. Что думаешь, долго так будет продолжаться?
Бывший ведомый пожал плечами, как обычно.
- Не просто же так это делается... Гонят полки в пекло, драка в полную силу и полными составами... Наверное, надо, раз делают.
- Чем потом воевать собираются?
- А тебе не приходила в голову, - он внимательно посмотрел на капитана, уже почти нормально выглядящего, после недели весьма умеренной активности. - Такая, знаешь, про-о-стенькая мысль...
- Какая, интересно?
- Что потом воевать не собираются. Или собираются, но не так. Я имею в виду, что если беречь сейчас войска, которые, да, готовили и пестовали как драгоценность, то потом они уже особо не пригодятся. Нужен результат. Нужно, чтобы в этом месте, в эту неделю стало ясным - кто здесь главный, мы или они. Не сумеем доказать свою правоту, согласимся на... гм, боевую ничью. Всё, придётся начинать заново. Планировать, готовиться, выгадывать момент...
- А ты, оказывается, стратег!
- Здесь стратегом быть не надо. Помнишь "Солдата Швейка", как он рассуждал перед войной о стратегии, и его арестовали?
- Помню.
- Это логика, обыкновенная логика. Вот подумай ещё, если бы Манштейн под Курском сумел проломить фас, что бы было?
- Ничего. Резервы бы подтянули и передавили бы. Просто наступления бы такого не было, и времени больше бы заняло. Я и представить не могу, что там такое страшное могло бы быть. Не сорок второй ведь...
- Правильно рассуждаешь. Потому что нам уже было вполне ясно к этому месяцу, что война кончится в Берлине, а не где-то ещё. А немцы изо всех сил пытались эту точку зрения изменить, что у себя в мозгах, что у нас. А сейчас ситуация немножко другая, потому что новые факторы появились. И в эту неделю как раз и решается, какая будет у всех установка на ближайшее время: в Берлине, опять же, закончится война, или всё-таки, скажем, в Брюсселе. Вот сейчас определимся, и с чистым сердцем приведём её к логическому завершению...
- Ну ты даёшь. Ладно, поверю на слово. Как, готов к вечерней сессии, студент-недоучка?
- Готов. Ученье свет.
- А неучёных тьма. Пошли.
Лётчики эскадрильи, насчитывающей после потерь и пополнений одиннадцать человек, шаркая ногами по пыли, потянулись к штабному углу, где под маскировочной сеткой были расставлены козлы и столы. Температура была далеко не летняя, и сидеть на промерзающей за ночь земле было холодно даже в поддетом под брюки тёплом лётном белье.
- Вторая, пошевеливайте конечностями...
Командир полка подождал, пока все рассядутся, начал указывать на карте маршрут, высоты патрулирования, время. Прикрытие аэродромов, знакомое дело. Перед заходом солнца, когда сил и внимательности у лётчиков уже не оставалось, группы американских и немецких истребителей-бомбардировщиков, используя преимущество над советскими истребителями в радиусе действия, любили проштурмовать аэродром зайдя с неожиданной стороны, и нередко уходили без или почти без потерь.
- Внимательнасть максимальная. В крупные схватки не ввязываться. Беречь себя и соседа, как зеницу ока. Если жарко - уходить, не задумываясь. Мы здесь временно, и нам благодарны за то, что мы есть. Нашему корпусу поставлена задача не сбивать, а демонстрировать присутствие, чтобы они не слишком лезли вглубь. А спереди найдётся кому ими заняться. Всем всё ясно? Увижу или услышу, что кто-то лезет на рожон, желает героически погибнуть, отправлю в Зблево недрогнувшей рукой, так и знайте. Там - сколько угодно. Николай, ты проникся?
- Проникся, чего там.
- Тогда по коням. Оконечный вылет на сегодня , поаккуратнее. Кто знает, что на завтра будет.
Стандартные предполётные процедуры и проверки, занимающие больше времени, чем занимает, скажем, завтрак в продуваемой палатке на краю аэродрома, когда горизонт только начинает светлеть. Самолёты эскадрильи поднялись в воздух, и, построившись, начали набирать высоту расширяющимися кругами над своим полем. На четырёх тысячах метров капитан покачал крыльями и плавно развернулся к западу. На высоте было светлее, солнечные лучи просвечивали через просветы в обраках, как через оконные рамы.
- "Утюг", "Утюг"... - прохрипело в его наушниках. Скинув перчатку, комэск осторожно подкрутил регулятор громкости.
- "Утюг", внимание, к северу видели группу "фоккеров", но она куда-то делась. Будте осторожны.
Он кивнул. "Фокке-Вульфы" любили пошарить вечерком на небольшой высоте, особенно там, где не было постоянного прикрытия. С "Яками" они старались не связываться, и перехватить их удавалось весьма редко.
Полёт продолжался без больших происшествий. Чётко по графику обходя точки поворотов, эскадрилья на небольших оборотах моторов подтянула себя к четырём с половиной тысячам, где холод начал пробирать уже до костей. Капитан решил уже, что на этот раз обошлось спокойно, когда в ушах у него защёлкало, как щёлкает языком человек, когда изображает цокающую копытами лошадь. Этот знак ему был хорошо знаком, лейтенант, получив собственное звено, не утратил привычек "щита с глазами", и первым обнаружил цель, которая могла их услышать. Сбросив газ, комэск, на машине которого белела крупная цифра "9", позволил бывшему ведомому поравняться с собой, тот, по-прежнему не произнося не слова, показал ему пальцем вправо и вниз, потом растопырил ладонь два раза и сжал кулак. Покачав крыльями в воздухе, капитан плавно развернул свой истребитель влево, за ним мягкими, пластичными движениями перестроились все остальные. Шаря глазами по чёрно-жёлтой земле в указанном секторе, он только секунд через тридцать засёк какое-то движение, и то потому, что машины были не камуфлированы. Тысячи на две-две с половиной ниже, и идут ровно. Плюс они находятся между линией фронта и гостями, к тому же вечером, когда солнце уходит куда положено. Ага...
Оглянувшись, он провёл глазами по тем, кого видел. Обзор у "Яка" был ничего, особенно у последних серий, с выпуклым фонарём. Продолжая последний разворот, "Девятка" полого заскользила вниз, почти невидимо просачиваясь через воздух. Поменять немного высоты на лучшую тактическую позицию стоило, а спешить он не хотел, пытаясь поближе рассмотреть клиентов. Угу, очень мило, серебристого металлического цвета элегантные машинки с похожими на широкие вилки хвостами. "Лайтнинги". Двенадцать штук, и в хорошем строю. И на скорости хорошей. Чёрт, как же заходить на них... И стоит ли вообще это делать. Примерно равны по силам, и предупреждены, чтоб без риска. А как можно без риска, если это истребители? Причём скоростные, маневренные, и хорошо вооружённые. Но только в Европе им почему-то не очень везёт, поэтому становится их всё меньше и меньше.
Перед атакой положено было объявлять себя, но служба радиоперехвата у американцев была поставлена настолько хорошо, что если открыть рот, то эскадрилью могут поднять на шухер ещё до того, как они на неё упадут. Такое случалось, хотя казалось невозможным, и проколоться на этом ему не хотелось. Выйдя во вроде бы подходящую точку, капитан чуть задрал нос своей машины, "пристраивайся", и затем перевёл её в пикирование, нацеливаясь справа-сверху на курс американских истребителей, который должен был пересечься в трёхмерном пространстве с их собственным курсом почти под прямым углом. Скорость нарастала с каждым десятком метров потерянной высоты. Моторы "Яков" ещё имели резерв мощности, а кончики крыльев уже начали подрагивать, намекая на то, что перегрузка на выходе будет неслабой. Подсветка прицела, оружие. Он откинул защитный крючок с кнопки. Серебристые, похожие на щук, истребители вырастали в размере с каждой секундой, и оглядываться на своих было уже некогда. Головная машина, которую он посадил в прицел, даже не попыталась уклониться, когда капитан открыл огонь.
Командир американской эскадрильи в этот момент разглядывал карту. Маневрирование перед выходом на курс, ведущий к их цели - немецкому аэродрому, который почти наверняка сейчас использовался русскими, было излишне сложным, и он пропустил поворот. Сейчас он старался сориентироваться, чтобы выдти к цели без большой потери времени. Эскадрилью перебросили в этот район всго сутки назад, и после "вывозного" вылета им дали отдельную задачу, не тратя времени на введение в обстановку. Эскадрилья, которую они заменили, потеряла девять человек за три дня, и, оставив им свои машины, отбыла в тыл на две недели, как положено. Подняв глаза от планшета, майор оглянулся на своего ведомого, потом на второй элемент звена. В углу глаза что-то мелькнула, как мушка. Он вскинул голову, и увидел просвечивающие сквозь солнечные лучи тёмные треугольники, скользящие слева, справа, и прямо на него. Это оказалось последнее, что он увидел в жизни, и это было совершенно бесшумным. Звука разрывающихся в кабине и фюзеляжах 20-миллиметровых снарядов русских ШВАКов он уже не услышал.
Сбив ведущего, командир русских истребителей полого развернулся вправо, одновременно набирая высоту, чтобы сбросить скорость до рекомендованного инструкциями уровня и сделать машину максимально маневренной. Оглянувшись, он увидел держащегося за ним ведомого, молодого парня с порваной ещё в сорок третьем щекой, не салага, и не ас, то что надо. Они развернулись, всё ещё с набором высоты, и капитан снова пошёл вниз, на ходу выбирая себе цель. В первом заходе эскадрилья обеспечила себе численное превосходство, и теперь дралась со вкусом и умением. Эфир был уже переполнен, его ребята орали и матерились, перекликаясь.
- "Утюг-один", ат-така! - скомандовал капитан сам себе, чуть доворачивая. Его внимание привлёк американский истребитель, который стоял на крыле почти вертикально, описывая круги, пытаясь зайти в хвост точно также кружащемуся "Яку"-одиночке. Они находились на противоположных хордах окружности, но за то время, пока он, пикируя на полном газу, падал на "Лайтнинг", тот сократил разницу примерно на треть. Ещё пара виражей, и двухмоторный истребитель зашёл бы сдурившему "Яку" в хвост, после чего исход был бы лишь вопросом времени.
Чёрт, умелый парень. Вовремя заметив заходящую на него пару, американец спикировал, набрал скорость, и тут же сделал свечу, заставив всех троих проскочить мимо себя. Ну ни хрена себе...
- Коля, Коля! Сзади!
Он успел очень вовремя шарахнуться, и жуткая, счетверённая или сшестерённая очередь прошла мимо. Ещё один "Лайтнинг" сумел подобраться сзади. Сам капитан использовал трассирующие пули только за "пятьдесят до конца", чтобы знать, когда на исход идут боеприпасы. Так, дело-то, оказывается, серьёзнее, чем он думал. "Не рисковать", называется.
Сделав петлю на такой перегрузке, что глаза, казалось, выйдут из орбит и повиснут на стебельках, как у рака, комэск выдернул "Як" на спину двухмотороному истребителю, насевшему на его собственного ведомого, который изо всех сил пытался его стряхнуть. Американец не успел переключиться на пропавший "Як", занятый другим, и капитан поднырнул под него, ведя огонь по правому двигателю. Куда делся второй "вилкохвостый", который гонял того, первого "Яка"? Он заложил крутой вираж, вертя головой. На его памяти какой-то политрук попытался сделать командиру полка выговор о потере политической бдительности, выражающейся в том, что лётчики носят белые шёлковые шарфы, вырезанные из списанных парашютов, как какие-то немцы или французы. Комполка пожаловался в корпус, и прилетевший генерал, радостно улыбаясь, предложил умнику прокатиться над аэродромами на "УТИ" , причём сразу после взлёта начал орать: "Воздух! "Мессеры" сзади! Справа пара! Держись! Слева! Где они?! Смотри по сторонам! Собьют, на хрен! Вляпались! Ещё двое справа!". В общем, когда обалдевший парень вылез из кабины, ещё не веря в своё чудесное спасение, его шея была содрана воротом гимнастёрки до плавящихся кровавых пузырей. "Что ж ты шарф не поддел, чудило?" - ласково спросил политрука генерал, и с тех пор шёлк в полку официально разрешено было считать не буржуазной отрыжкой, а деталью обмундирования.
Второго истребителя он так и не нашёл. Он пропал вместе с "Яком" третьего звена, которое было нечётным, и их следы к вечеру так и не отыскались, значит всё. Так часто бывает. "Пропал без вести в районе города такой-то". И всё. Ни могилы, ни салюта. Может найдут потом, через много лет, а может и нет. Отбились, всё же. Две машины потеряли всего, и лейтенанта пропавшим, второй выпрыгнул. Николай записал на эскадрилью аж семерых сбитых, но по плёнкам и наземным контролем подтвердили пять: один на него, один добитый ведомым, видели, как он рухнул, и ещё трое на остальных. Не бог весть, по меркам тыловых крыс, но те, кто понимает, чего стоит сбить истребитель, качали его и ребят до тех пор, пока не утомились.
- Рискнул, любитель? - поинтересовался командир, когда они отчитались.
Настроение у него было, вроде, хорошее, и капитан предпочёл повиниться, чем всё отрицать.
- Я не понял только, почему "Тридцать восьмой" оказался маневреннее на горизонтали, чем мы, - сказал он под конец разговора.
- Знал бы, так после первого захода свалил бы, сколько бы сбили, столько сбили. И живучий. Один, по крайней мере, ушёл дырявым.
- Хрен с ним. Своего потеряли, это плохо. А их одним больше, одним меньше... И так в плюсе остались. Ведомого представишь к "Отваге", мне рассказали, как он тебя спас.
- Спасибо.
- Не за что пока. Когда будешь письмо писать семье того?..
- Денька через три. Вдруг ещё найдётся... Всегда надеюсь, что вдруг. Каждый раз...

"Дорогая Мария Сергеевна, - написал он через три дня, - С глубокой скорбью извещаю Вас, что Ваш сын, лейтенант Кольчужный, пропал без вести при выполнении боевого задания в районе города Вюнсторф, Германия. Как его командир я прошу у Вас прощения, что не смог уберечь Вашего сына от вражеской пули. Мы продолжаем верить, что Лёня ещё найдётся, даст о себе знать, но надежды почти нет. Мы дрались над своей территорией, и если бы он сумел сесть или выпрыгнуть, то мы бы уже знали о том, где он. Никаких следов его самолёта мы также не нашли, но в районе боя было несколько озёр и рек, и он мог упасть в одну из них. Мы будем продолжать поиски, и, быть может, найдём хотя бы тело Леонида. Мы всегда будем помнить его как верного друга и надёжного боевого товарища. Крепитесь, Мария Сергеевна, и будьте уверены, что Вы можете всегда расчитывать на нас, когда кончится война. Ваш друг, командир истребительной эскадрильи, капитан Скребо Николай Ильич".

Сбитый "Як-3" с останками лётчика в кабине через многие годы нашли немецкие аквалангисты на дне озера Меер. Необычный для машины высотный мотор позволил отыскать номер части, к которой истребитель принадлежал, и имя лейтенанта Кольчужного, наконец, перевели из графы "пропавших без вести" в графу "убитые и умершие от ран". Это было в тот же год, когда нашли "Як-7Б" с сыном Никиты Хрущёва, в последний год ХХ века, и их имена встали в списке рядом. К этому времени не осталось в живых почти никого, кто помнил лейтенантов в лицо.

Это выдранный из середины книги "Вариант "Бис"" (о которой меня спрашивал Lion_Wing) кусок.

(с) СВАН