Красный корсар Тихого океана (окончание)
Надо выходить в море, а выходить не с чем. Нет торпед – Родина не прислала. Ни новых, ни старых проверенных 53-38. И что делать?
- Зато американе радуются, - мрачно сообщил Климов. – У них опять новая идея.
«Новая идея» оказалась не такой уж и новой – поставить мины типа Мк.10., как это уже делалось С-53 в Целебесском море. Но на сей раз место постановки американский штаб выбрал действительно удачно, не придерешься. В Токийский залив ходила не только С-53, но и другие лодки. Причем некоторым удалось вернуться. Так вот, по их данным штабные головы сумели достаточно точно сумели проложить курс конвоев, выходящих из залива каждые 3-4 дня. Получилось, что все они проходят над небольшой банкой на плёсе Сагами-Нада…
Поэтому 3 июня, приняв на борт 12 мин, «эска» вышла к Мидуэю, куда и прибыла 10 числа. Как обычно, дозаправились с танкера в море, не заходя на атолл, а потом взяли курс к берегам Японии. С этого момента, к сожалению, все действия экипажа Строгова приходится реконструировать либо по догадкам, либо по данным японской стороны.
Если С-53 шла с обычной для дальних переходов экономической скоростью 8 узлов, то своей цели она должна была достигнуть где-то 25 июня. За несколько дней до этого Строгов, по опыту прошлых походов, начал днем держаться только под водой. Во всяком случае, у нас нет свидетельств об обнаружении «эски» японской береговой авиацией. Минная постановка была произведена то ли 26, то ли 27 июня. Впоследствии японцы вытралили в районе банки 3 мины Мк.10, установленные на глубине 85 метров с углублением 3 метра, интервал между минами составил около 80 метров. Судя по всему, Строгов выставил мины в одну линию практически поперек курса конвоев.
Что делал Константин потом, нам доподлинно неизвестно. Ясно только, что он не увел «эску» с плёса Сагами-Нада. По-видимому, ему хотелось удостовериться в действенности постановки. Подтверждением присутствия С-53 на плёсе могут служить донесения японских сторожевых эсминцев от 27, 28 и 29 июня. В них говорилось про обнаружение перископов неизвестных ПЛ, сперва активно шедших на сближение, а потом мастерски уклонявшихся от контратаки. Возможно, что именно на основании этих донесений японцы приписали первые потери от минной постановки атакам вражеской лодки и запоздали с тралением. Дав волю фантазии, мы можем предположить: Константин специально имитировал выходы в атаку, чтобы создать у японцев впечатление крупной группировки ПЛ в данном районе и отвлечь их внимание от действительной опасности. Но так ли это, мы никогда не узнаем. Поэтому вернемся к фактам.
А факты таковы: 28 июня из Токио вышел крупный конвой с охранением из 3 эсминцев. В 0714 головной эсминец типа «Ширацуи» взорвался и затонул в течение 3 минут. Множество наблюдателей на кораблях конвоя могли под присягой подтвердить, что видели тянущиеся к эсминцу следы торпед, от 2 до 6 в зависимости от фантазии вахтенного. Предположение об атаке конвоя подводной лодкой стало «фактом», когда через несколько минут водяной столб поднялся у борта крупного сухогруза. К сожалению, судно удержалось на плаву и без охраны малым ходом потащилось обратно в Токио. Охране было не до него – два уцелевших эсминца отчаянно искали мифическую подводную лодку.
Поиск продолжался до следующего утра, и начальник японской ОВР уверил себя, что лодка если и не потоплена, по прогнана далеко-далеко. А посему можно выпускать в море следующий конвой по тому же маршруту. Последствия были еще печальнее – на мине подорвался и затонул большой пассажирский лайнер в 10 тыс. тонн водоизмещением. Он был битком набит пехотой, погибло несколько сотен солдат. Другое судно получило повреждение. Таким образом, из 12 выставленных мин сработали 4, т.е. 33%, что является очень хорошим результатом. Начальник ОВР трясущейся рукой написал прошение об отставке и просьбу отправить его на самый дальний атолл для искупления. А все наличные эсминцы вышли в море на поиск. Погода испортилась, и поиск с самого начала казался безнадежным. Тем не менее, плёс Сагами-Нада много часов сотрясало профилактическое бомбометание. Оно не слишком помогло – обнаружение С-53 произошло совершенно случайно. Далее мы цитируем личный дневник старшего помощника командира эсминца «Харусаме» лейтенанта Сигомото.
«Командир в полночь передал мне вахту и сказал, что уйдет на час в каюту поспать. Эсминец швыряло как щепку, лил проливной дождь. Вся вахта, включая меня, не выходила из рубки. Больше всего доставалось прожектористам на верхнем мостике, но они стойко держались и каждые три минуты обшаривали лучом пространство вокруг корабля.
Вдруг в 37 минут первого я и все остальные увидели что-то белое буквально в полумиле. Это были буруны, вскипавшие…вокруг чего? Я бросился к карте и не обнаружил никаких скал, которые могли бы быть неподалеку. Тем временем эсминец еще приблизился к бурунам и ситуация стала опасной. Я по телефону приказал прожектористам светить прямо по носу и разбудил командира. Он вбежал в рубку босой, в расстегнутом мундире и без фуражки.
Под зеленым лучом прожектора бурун начал вдруг таять и исчез совсем. Только тогда все мы поняли, что видели штормующую подводную лодку. Ту самую, за которой охотились, потому что своих лодок в районе поиска быть не могло – так нас заверили из штаба. Командир приказал немедленно сыграть боевую тревогу, а мне велел рассчитать маневр для захода на бомбометание. Это было несложно, поскольку акустики уже доложили, что слышат лодку на полном ходу не далее как в трех кабельтовых. Судя по потрескиванию корпуса, она погружалась.
Мы атаковали малой серией (4 бомбы с кормовых скатов и 2 из бортовых бомбометов) параллельно ее предполагаемому курсу. Один из взрывов поразил меня своей силой, фонтан от него был вдвое выше остальных. Было ясно, что мы попали. Все закричали «Банзай!», но командир велел «заткнуть глотки, пока это сделал я» и готовиться к артиллерийскому бою. В месте сильного взрыва море кипело, там бил настоящий фонтан из пены и чего-то радужного. Наверное, в лучах прожектора так переливался соляр из пробитых цистерн. Наконец, показалась рубка, а потом носовая часть палубы. Лодка имела сильный дифферент на корму.
Рубка выглядела сильно разрушенной, палубный настил превратился в лохмотья и мы полагали, что американцы сдадутся. Поэтому командир приказал уменьшить ход до самого малого и просигналить прожектором предложение о сдаче. Не успели прожектористы начать, как на лодке сверкнул выстрел и между трубами нашего эсминца просвистел снаряд довольно большого калибра. Естественно, мы тоже открыли огонь.
Не скажу, что это было легким делом. Эсминец и лодка плясали на волнах и о централизованной наводке не могло быть и речи. Артиллерийский офицер передал в башни «Наводить самостоятельно», и классическая артиллерийская дуэль превратилась в пальбу пьяных гангстеров из американских фильмов. Хуже всего, что поначалу лодка стала нас одолевать. Три снаряда с нее попали в бак, в кормовой мостик и во вторую трубу. В корме начался пожар. Я испытывал чувство жгучего стыда, что при подавляющем превосходстве мы терпим поражение. И в то же время восхищался смелостью самураев, с которыми сражался. Пусть Аматерасу даст мне быть таким же, как они, когда придет мой час пасть за Императора – о большем я не прошу!
Наконец, два наших снаряда вынудили главное орудие лодки замолчать. Но оставалось еще одно, по видимому, малокалиберное зенитное, и про него следует сказать особо. Не знаю, кто им управлял – люди или воплощения богов – но они стреляли до последней секунды, пока пылающий остов лодки не скрылся под водой. Это произошло в 058, последнее, что мы видели, это стоящего на крыше рубки американского матроса, бешено размахивающего флагом. Спустить шлюпки на таком волнении было практически невозможно, но некоторые младшие офицеры выразили готовность сами, без нижних чинов, пойти на ялике для спасения доблестно сопротивлявшихся врагов. Командир, да пошлют ему боги славную смерть, как всегда мудро ответил им: «Стыдитесь! Мужество врага заслуживает, чтобы он вошел в чертоги богов, а не гнил в лагере военнопленных».
Так погибла советская лодка С-53. 15 августа, когда вышли все сроки автономности, это было официально зафиксировано специальным актом на базе Датч-Харбор. Среди подписавших был и Климов, сверхсекретную копию акта он увез с собой на «Гоголе» во Владивосток. История тайного военно-морского сотрудничества между СССР и США кончилась и была прочно похоронена в архивах. Каковы же его результаты?
Константин Строгов стал самым результативным подводником СССР по реальному, а не фиктивному счету – за ним числится 78 тыс. тонн, из них около 12 тыс. в последнем походе. Он осуществил заветную мечту потопить крупный лайнер, но мечта обошлась слишком дорого. Наденька Строгова осталась вдовой, а Сережа Строгов – сиротой. Награды, которые передали семье после войны, были скромными: Боевое Красное знамя и Орден Отечественной войны. В 70-е годы о Строгове как-то внезапно вспомнили и за последний поход наградили посмертно Орденом Октябрьской революции. Его бережно принял капитан второго ранга Сергей Константинович Строгов, выпускник Нахимовского училища и командир «поющего фрегата». Но даже тогда он не знал, где и чем отличился отец. «Пал смертью храбрых при выполнении задания командования». Столь же невнятное объяснение в дополнение к «Золотой звезде» получила семья старшины Степанова.
Перелистает старых книг страницы
Когда-нибудь прилежный ученик,
И станет он по-новому гордиться
Делами предков доблестных своих.
Достигшие счастливого удела,
Возьмут потомки вечности звено.
У каждой жизни есть свои пределы,
Бессмертие народу суждено.
(В. Луговской)
А что же Климов? Его ничем не наградили, а вернули в оперативный отдел штаба. Попутно взяли 11 расписок о неразглашении. Когда бывшего наркома Кузнецова понизили до командования Тихоокеанским флотом, Климову улыбнулась удача – волею старого знакомого он стал контр-адмиралом и начальником оперативного отдела. В это время им были написаны несколько учебников, «Обзор северной части Тихого океана с точки зрения действий подводных лодок» и «Психологическая подготовка командира ПЛ». Последний труд оказался для Климова роковым: в качестве примеров в нем использовались реальные факты нервных срывов у командиров советских лодок в годы войны, в том числе у таких известных, как Лунин и Маринеско. Фамилии не назывались, но читавшие узнали себя. В результате карьера свежеиспеченного контр-адмирала была подорвана и через несколько лет, после окончательного ухода Кузнецова с командования флотом, Климова комиссовали по состоянию здоровья. При этом он дал еще 8 подписок.
До конца жизни Климов работал скромным библиотекарем в Центральном Доме офицеров Тихоокеанского флота. Приходившие за книгами молодые моряки не могли и представить, что сгорбленный, седоусый старичок знал адмирала Деница и водил советскую лодку к японским берегам в самый разгар тихоокеанского побоища. Вот что он на досуге рисует – про это знали, свои картины Климов развешивал в холле библиотеки. Не то чтобы Греков, но все-же… Не шедевры, Климов слишком злоупотреблял каким-нибудь одним цветом, зато свой, флотский. И мало кто задумывался, почему на них изображена одна-единственная лодка – типа «С».
"На боевое задание"
"Хозяйка большой глубины"
"Уйти и не вернуться"
"Минная постановка"