...Милиция исчезла с улиц под вечер. Около семи часов последние милицейские патрули ушли с тротуаров в правительственные здания. Стемнело резко, как будто кто-то вывернул энергосберегающую лампочку из небосвода.
В центр города начали стягиваться жители близких и далеких окраин. Как говорится, ничто не предвещало: народ пока прогуливался по центральным улицам и выпивал, не закусывая. Но самые дальновидные хозяева уже стали закрывать кафе, рестораны и магазины — железные шторы падали с дробным грохотом, как комья земли на крышку гроба.
Я жил в самом центре обреченного города, в крохотной гостинице, которая отгородилась от гуляющих масс картонным плакатиком — «Мы с народом!». Свет на центральных улицах погас внезапно, и город погрузился в кромешную темноту.
Оказывается, вырубить уличное освещение — проще простого: снимаешь с двери любого подъезда пружину-доводчик, растягиваешь ее до требуемой длины (около полутора метров) и забрасываешь на электрические провода. Готово. Короткое замыкание...
Почти одновременно с наставшей тьмой на всей улице посыпалось битое стекло: били витрины супермаркетов, универмагов, магазинов — огромные витрины, на которые не нашлось железных штор.
Мимо гостиницы потянулись сотни людей с добычей — бежали девушки, окольцованные туалетной бумагой, как революционные матросы — пулеметными лентами.
Кто-то нес сразу пять или шесть компьютерных клавиатур — чтобы детям и внукам хватило.
Пожилой мужчина привязал к телу двухкамерный холодильник и с визгом и искрами тащил его по асфальту. В глазах мужчины читалось: умру, но донесу!
Выше по нашей улице, в ста метрах от гостиницы, с глухим хэканьем били ногами хозяина какого-то магазина.
Хозяин, булькая кровью, кричал: «Милиция!» Потом затих.
Бившие бросили жертву и полезли в магазин — там уже мало чего осталось. Как рассказали свидетели и участники грабежа, хозяин сначала пытался объяснить, что весь товар в его магазине взят в долг, куплен на банковский кредит. Страховки нет, большая семья... Потом полез на толпу с бейсбольной битой, кого-то успел ударить один раз.
Больше не дали, затоптали.
Обменник возле гостиницы штурмовали, как средневековую крепость, с разбега тараня скамейкой стальные роль-ставни. Ставни жалобно скрипели, но держались...
Я вернулся в гостиницу и следующие два часа вязал из простыней канат и строил баррикаду.
На первом этаже гостиницы, как специально, располагался ювелирный магазин, а ночь обещала быть веселой. Но с черной лестницы можно было по канату спуститься в глухой внутренний двор и через невысокий забор оказаться в другом квартале. Я сложил все ценные вещи в одну сумку, после чего облегченно уснул в одежде. Спал так крепко, что окончательного разгрома города не слышал.
Проснулся рано, меня разбудил металлический «мегафонный» голос.
В семь утра по нашей улице проехала милицейская машина с «люстрой» и громкоговорительной установкой.
Не очень уверенный голос вещал: «Я — комендант города! Требую сохранять спокойствие и разойтись!»
Машину просто забросали камнями, и она уехала восвояси, но без стекол, «люстры» и громкоговорителя.
Утро принесло некоторое отрезвление — грабить в городе было уже нечего. Завтрак был, мягко говоря, скуден — яйца и хлеб.
Все магазины и рынки закрыты.
Отделения милиции держали круговую оборону, хотя к ним и так никто не совался.
Остальные сотрудники милиции либо сидели в своих отделах, либо хоронились по домам.
Тот, кто высовывал нос за порог, даже будучи одетым по гражданке, сразу же получал по шее от бдительных соседей и прочих «доброжелателей».
Иногда сильно, иногда просто так, «для порядка».
Но с порядком в городе были большие проблемы.
В разгромленных магазинах остался один мусор, а там, где были железные шторы и крепкие двери, дежурили хозяева с родственниками.
Стояли на тротуарах с палками и ружьями, кучками по пять-шесть человек. Обреченно курили, запаливая сигареты одну от другой.
Им не хватало только белых повязок воинов-камикадзе, потому что погромщики гуляли по городу группами по две-три тысячи человек.
К вечеру за неимением лучшего стали грабить журналистов — под раздачу попали три российские съемочные группы и несколько западных телевизионщиков. К ночи начались «беседы за жисть» с теми, кто хоть как-то отличался внешне от разудалой толпы. Нас с товарищем из «Известий» Бог миловал — за сутки до погромов, во время свержения прежней власти, Мише Виноградову разбили голову камнем, после чего наложили швы и красивую белую повязку, как у булгаковского Шарикова.
Его повязка была для нас флагом, пропуском и индульгенцией, кроме того, на каждом углу, узнав обстоятельства ранения коллеги, нам пытались налить дрянной водки, смешанной с опием.
Народ кучковался, на глазах превращаясь из толпы в тьму.
Потом все двинулись на окраину города, в коттеджный поселок, где жили чиновники, бизнесмены и прочие уважаемые люди. Мы обогнали толпу на такси.
Диспетчер по рации услужливо подсказывала нам, куда можно соваться, а куда не стоит.
Поселок был темен и мрачен — кто-то уже обесточил район.
Вдали слышался невнятный ропот — это шла толпа.
Пробежала женщина с детской коляской, и тут же из темноты к нашей машине с желтым светящимся таксистским колпачком из темноты выскочил мужчина в костюме и с пачками денег в руках.
- Сюда идет толпа! Увезите меня!
Но свободного места в нашей машине не было, и трясущийся мужчина убежал в темноту.
Мы заехали толпе во фланг, встав в каком-то переулке. По моему настоянию таксист развернул машину и не стал глушить двигатель. Через минуту загремели автоматные очереди, и толпа бросилась с проспекта врассыпную, в переулки.
Мы сразу же стартовали с визгом и прокрутами, а вот машину с журналистами «Франс-пресс» толпа перевернула на бегу, походя.
Утром «праздник непослушания» закончился.
Как и обещал новый министр МВД, ему хватило 15 трупов, чтобы навести в городе порядок.
Вечером на улице появились первые совместные патрули - народные дружинники и милиционеры в форме.
Милиционеров разве что не целовали. Бить их уже никому не хотелось...
2005 год, Республика Киргизия, г.Бишкек, во время «революции тюльпанов».