Начало лета.
Ещё не так жарко, как будет в середине.
Однако, в центре города уже сейчас полная хана: народ обливается потом в душных офисах и вовсю трезвонит фирмам-поставщикам кондиционеров.
Пока что спасаются вентилляторами, но долго это продолжаться не может.
Вот точно так мучился от жары в помещении своей маленькой фирмочки некий генеральненький директоришко, Павел Артемьевич. Ему было к шестидесяти: полковник академии тыла и транспорта в запасе, обладатель строгого лица и жёсткого характера, пяти квартир, двух дач, серебристого Мерседеса, жены и двух дочек, Павел Артемьевич злился.
Поставщики подвели, планы сыпались.
Сидя в своём кабинетике на втором этаже старинного дома неподалёку от мэрии, он привычно вздрогнул от взревевшего под окнами двигателя: кто-то опять пронёсся на полной скорости по переулку за окном.
Надо сказать, переулок - совершенно ерундовый: в длину от силы сто метров и по ширине - переплюнуть можно. Но в условиях городских пробок - стратегически важный: соединяет две крупные артерии в городе, которые, как водится, весь день стоят совершенно мёртво, и всегда найдутся желающие перебраться из одной пробки в параллельную - другую. По этому самому переулку.
Ночью переулок не освещается, лишь свет из окон, рекламки фирм и две-три лампы на домах дают достаточно света, чтобы не зацепить припаркованные по сторонам машины, завернуть в свою подворотню, в которой уже полный мрак...
Павел Артемьевич решительно встал и подошёл к балконной двери.
"Балкон пора красить," - раздражённо подумал он, "краска с чугунного литья совершенно облезла. Страхолюдство."
Он посмотрел сквозь запыленное стекло на забитый припаркованными машинами переулок. Парковались по обеим сторонам переулка, и для проезда по нему оставались примерно полторы полосы. Иногда здесь случались интересные казусы, когда в центре переулка встречались нос к носу две длинные фуры с прицепами и иногородними номерами.
Частенько сбивали и людей. Чаще всего - местных алкоголиков, и после такого ДТП до конца дня с улицы неслись пьяные голоса: "Петрович, раз есть сотрясение, значит, нервные клетки в мозгу ещё остались! Значит, есть чему сотрясаться! Чего ты ноешь? Ну так ещё бы, конечно кружится. Чтоб не кружилась - надо выпить. Наливай!" - и от этих голосов Павлу Артемьевичу становилось совсем горько и тяжко находиться на работе.
...По переулку летел очередной, взбешенный потерей получаса времени в пробке, гонщик: серебристая Хонда-Аккорд пролетела мимо окон на такой скорости, что взрогнул подоконник...
Павел Артемьевич резко развернулся на каблуках и схватился за трубку телефона. "Пора это безобразие заканчивать".
В середине следующего дня в переулок приехал грузовичок.
Небольшой тентованный Фиатик без надписей с трудом нашёл место для парковки, приткнулся на тротуаре, из него вылезли пять человек азиатской внешности, и один явно русский прораб.
Прораб изрыгал такие матюки, что на домах колечками сворачивалась краска и дребезжали дорогие стеклопакеты.
За какой-то час матюков, эти несчастные, убитые солнцем абреки установили поперёк переулка искусственную дорожную неровность, а в обиходе - "лежачего полицейского". Точно напротив окон офиса.
Плюс с обе стороны поставили по знаку "40" и возле самого полицейского - синенький значок, на котором нарисован черный силуэт, волнующий каждого мужика, в форме женской груди в положении вверх.
Потом прораб забежал к Павлу Артемьевичу, измазал ему руку сажей, а паркет - песком, получил наличные, и фургончик, тарахтя дизелем, уехал.
Павел Артемьевич до конца дня затащил к себе в кабинет всех своих приближённых (секретарша Ирочка и зам Саша) и заставил с удовольствием смотреть на своё приобретение - новенькую резиновую "неровность".
Бурная радость от простого факта того, что возле твоих окон притормаживают ВСЕ - от гаишников до депутатов, почему-то доставляла удовольствие.
Правда, тише в переулке не стало, так как вместо рёва двигателей теперь там стал раздаваться натужный скрип тормозных колодок, который резал уши как скрип мела по доске.
Наступил вечер. Я уже говорил: переулок не освещается.
Павел Артемьевич вышел из офиса, десятый раз за день попинал резину "неровности", удовлетворённо хмыкнул: день прошел не зря.
Потом он сел в свой Мерс и уехал.
Вскоре из офиса убежала и Ирочка, закрыв двери, и поставив сигнализацию.
Звуки затихали, переулок готовился к ночи.