Рассказик. Имело ли место быть?

Вот один из лучших рассказов о пилотах ВОВ, на мой взгляд. Автор Лев Хахлин. Вот заинтересовался я имело ли это дело место быть?
Рассказ привожу полностью ;)


Витька.

«Смерть пред тобой, — и ты ли не сумеешь Со славой пасть в бою?..»
Байрон.



октября 1943 года летчики второй эскадрильи, пообедав, собрались, как всегда, в бревенчатом домике командного пункта.

Развешанные по стенам карты, схемы, таблицы были единственным украшением этого неказистого помещения. На дощатом столе стоял

телефон в узком деревянном футляре. Он связывал КП эскадрильи с командным пунктом полка. За столом сидел узкоглазый

лейтенант, командир дежурного звена, остальные летчики располагались на нарах и скамьях. Все были в новеньких, недавно

пошитых габардиновых гимнастерках с полевыми погонами, в фуражках, при пистолетах. Шлемофоны и планшеты оставались в кабинах.
Голоса звучали громче обычного, глаза блестели. Только что над аэродромом на высоте двух с половиной километров прошел Ме-110

в сопровождении шестерки «фоккечвульфов». Сделав два захода, они улетели. «Сто десятый» несомненно фотографировал аэродром.

Летчики обсуждали это происшествие.
— Теперь жди бомбежки.
— Перехватить бы!
— Ничего не выйдет, высоко шли. Пока набирали бы высоту, они были бы уже на своей стороне.
— Помнишь, Саша, свое объявление?—спросил Серегина Вадим Иванов.
Все заулыбались. Однажды Серегин дремал на КП, прикрепив к унту уведомление: «Выше 2000 не будить», а его друг и ведомый

Витька Хлыбов, недавний студент художественного училища, нарисовал и прикрепил к тому же унту карикатуру: Сашка спит на

перине под стеганым одеялом, а над ним летит фриц-разведчик, напевая: «Спи, моя радость, усни, глазки скорее сомкни...»
Раздался резкий телефонный звонок, все замолчали, лейтенант, сидевший у аппарата, взял трубку. Еще разговаривая, он сделал

знак рукой Хлыбову. Витька, поднялся с нар. (Кому-то почему-то пришла в голову мысль, что Витьку и Сашу Серегина надо

разлучить в воздухе. Теперь он был ведомым лейтенанта.)
— Разведка в южном секторе,—пояснил лейтенант,обращаясь к своему ведомому.— Смотрим дороги, аэродром Жары фотографируем.—

Подойдя к двери, он обернулся к летчикам.— До скорой встречи, товарищи!
— Счастливого пути! — сказал Иванов, занимая местоу стола.
— Ни пуха, ни пера! — пожелал Серегин и помахал
уходящим рукой.
— Пошел к черту! — по традиции ответил Витька.
Они вышли из домика и, шурша ворохами сухих листьев, направились к капонирам, до которых было не больше двадцати шагов.
— После разведки сгоняем в Колосарь. Пройдем парураз бреющим и домой,— сказал лейтенант.
Витька кивнул в знак согласия. В Колосаре полк находился во время мгинской операции, там остались знакомые девчата.

Промчаться бреющим над крышами подруг считалось признаком галантности и хорошего тона.
Однако не Колосарь сидел сейчас в Витькиной голове. В отличие от прошлых довольно спокойных дней сегодня с утра из штаба

поступали тревожные вести: противник стягивает к южному сектору войска, усилилась активность его авиации. Летчики, уже

вылетавшие на задание, говорили, что в небе полно «фоккерни».
«Встречи не избежать»,— подумал Витька, застегивая карабин, стягивающий парашютные лямки. «Не избежать»,— снова подумал

он,забравшись в кабину, и закрыл фонарь.
Смуглый, черноволосый Хлыбов смахивал на испанца. Поэтому воображение часто рисовало ему самого себя при шпаге, в плаще и

шляпе с пером. Однако серые славянские глаза и вятский говор с обилием восклицательных и вопросительных интонаций явно не

соответствовали облику испанского гранда.
Витька отличался также необыкновенной живостью и непоседливостью. Он полагал, что мягкий кожаный шлем с поднятыми на лоб

очками и вспучинамя на месте наушников телефона, парашютные и привязные ремни, опоясывающие грудь поверх гимнастерки,

уравнивают его, во всяком случае внешне, с бывалыми асами. Отсутствие усиков и бачков, с которыми пришлось расстаться по

требованию начальства, он восполнял решительно сжатым ртом и нахмуренными бровями.
Вырулили на старт. Поднялся белый флаг стартера. Пошли на взлет.
Через несколько минут пересекли светлую полосу Волхова, серую ленту шоссе и колею железной дороги Чудо-во — Новгород.

Слева под крылом прошло Подберезье, справа — Мясной Бор. Оттуда обычно по каждому самолету били зенитки тяжелого калибра. На

этот раз пушки почему-то молчали. Витька решил, что причиной тому «фокке-вульфы», пролетавшие здесь пять минут назад после

фотографирования александровского аэродрома. Должно быть, немцы приняли советские истребители за свои — в воздухе Ла-5

выглядят почти так же, как «Фок-ке-Вульфы-190».
От Волхова повернули вправо, к магистрали Ленинград — Москва. Там, между Тосно и Любаныо, расположен аэродром Жары.

Стрелка высотомера показывала 2200.
Если бы Витька пролетал здесь в мирное время в качестве пассажира, то он, наверное, не трываясь от иллюминатора, любовался

бы суровой осенней красотой проплывающего внизу ландшафта — черными с желтизной лесами, блеклыми расплывами болот,

голубоватыми извилинами рек и речек. Сейчас же Витька скорее ощущал землю, чем видел. За землей наблюдал лейтенант, а

Витьке досталось небо. Вот он и крутил, крутил во все стороны головой. Упаси бог, оторваться от ведущего или прозевать атаку

«фоккеров»! Немцы имели скверную привычку вываливаться из облаков внезапно, как снег на голову. Чаще всего юнцы, вроде

Витьки, и становились жертвами их коварства.
Небо было высокое. В нем смешивались размывы голубого, белого и синего цветов. Слева проступала бледно-сиреневая полоска.

Вот туда-то и брызнул небесный живописец черной тушью. Черные точечки с поразительной быстротой принимали очертания

самолетов. Четыре «фокке-вульфа» летели в том же направлении, что и разведчики. Витька сразу узнал «фоккеров», хотя

встречался с ними впервые. Он запомнил их по силуэтам, которые сам же перерисовывал с таблиц для КП.
Витька включил тумблер радиостанции на передачу.
— Товарищ лейтенант, слева по курсу «фоккера»!
Он видел, что лейтенант оглянулся, но ответа не последовало, хотя Витька сразу переключил рацию на
прием.

Снова включил тумблер передатчика.
— Товарищ лейтенант, «фоккера»! Что делать будем? — уже не говорил, а кричал Хлыбов.
Ведущий прибавил скорости и пошел с принижением.
«Не слышит. Отказала рация...» Витька прибавил оборотов, приблизился к ведущему и покачал крыльями.
Лейтенант, продолжая снижаться, повернул на Жары.
«Пошел фотографировать аэродром, а я, значит, должен задержать „фоккеров"»,— решил Витька.
У него уже не было времени думать о том, что «фоск-керы» вчетвером расправятся с ним в два счета, и никакой внутренний

голос не напомнил ему, что настал час отомстить за брата и погибших друзей или умереть красивой, доблестной смертью. Он мог

уйти, шестисоткилометровая скорость «лавочкина» предоставляла ему такую возможность. Но Витька Хлыбов не из тех, кто бросает

товарища ради спасения собственной драгоценной шкуры.
Простившись мысленно с мамой и папой, он дал полный форсаж. Пропеллер закрутился на все три тысячи оборотов, левый

разворот — самый любимый — дал метров пятьдесят преимущества в высоте, и Витька, чуть довернув машину вправо, помчался

навстречу врагу. Каждая секунда сближала его с «фоккерами» на четыреста метров. «Вульфы» шли в боевом пеленге пара за парой.

Витька нажал гашетку, вокруг него тоже засверкали трассы. Осыпав друг друга звездами разрывов, противники разошлись. «Вульфы»

промчались справа, как черти, но Витька все же успел схватить взглядом бледный овал обращенного к нему лица в решетчатом

фонаре кабины, черный крест на желто-зеленом фюзеляже и свастику на высоко вздернутом киле.
«Я должен быть выше... я должен быть выше...» — пульсировало в голове. Он снова вошел в левый боевой разворот.
Пока машина с воем взбиралась на полукилометровую высоту, его глаза следили за «фокке-вульфами». Что они предпримут

сейчас? Пойдут на Жары убивать лейтенанта или снова набросятся на «ивана», который осмелился начать с ними бой в одиночку?

Если погонятся за лейтенантом, дело дрянь — разведчик во время фотографирования беззащитен. Если набросятся на него, Витьку,—

тоже плохо, но лучше, потому что аэродром будет сфотографирован.
Увидев, что «вульфы» начали боевой разворот с явным намерением атаковать разворачивающегося им навстречу «ивана», Витька,

вполне сознавая всю реальность смерти, нависшей над его бедовой головой, ощутил в то же время душевное облегчение. Да, он

примет на себя многоствольный огонь немецких пушек и пулеметов и тем самым спасет товарища...
Исполняя второй боевой разворот, он увидел в пучине неба еще два силуэта. К нему приближалась третья пара «фоккечвульфов».

Теперь уже целый отряд люфтваффе навалился на одного Витьку. Но третья пара была еще далеко, а две уже нацелились на него

тупыми совиными лбами...
И снова мчатся навстречу друг другу боевые машины. Витька жмет на гашетку, не жалеет снарядов; «вульфы» тоже гвоздят по нему

из своих пушек и пулеметов. В какое-то мгновение промчалась мимо первая пара, и в голубое оконце оптического прицела на один

лишь миг вполз широкий лоб посреди распростертых крыльев. Палец сам собой нажал выпуклую спинку гашетки. «Вульф» вздрогнул

всем телом, и когда, промчавшись мимо него, Витька оглянулся, его сердце крутануло что-то вроде «бочки». «Фоккер» висел вверх

хвостом на черной ленте дыма, как большой противный паук.
Радость так и рассыпалась во всем Витькином существе, словно бенгальский огонь на елке. Уже окрепнув духом, ощущая то

самое «нахальство», которого так не хватало ему прежде, нещадно ругаясь сквозь стиснутые зубы, он в третий раз исполнил левый

боевой разворот и помчался навстречу третьей паре, которая, подоспев к месту схватки, сменила своих незадачливых

коллег.
Стреляя друг в друга, Витька и новая пара «вуль-фов» разминулись, и тут снова крутануло «бочку» Вить-кино сердце, как на

рыбалке, когда дрогнет и уйдет под воду поплавок: оставшийся без ведущего «вульф», спеша, должно быть, присоединиться к

своим, мчался наперерез. До него было сто — сто двадцать метров. Витька ясно видел крест и даже бортовой номер. Сощурясь,

прицелился в толстолобую голову, взял упреждение на три фигуры и нажал гашетку. В какие-то секунды мощные спаренные пушки

«лавочкина» выплюнули тридцать снарядов, сверкающие трассы погасли ов желто-зеленом теле. «Вульф» свалился на левое крыло,

показал Витьке свое светлое, как у налима, пузо, задымил и стал падать.
Витька возликовал, но мысль об оставшихся четырех фашистских истребителях заставила его приглушить свою радость. Теперь

уцелевшие «фоккеры» вочто бы то ни стало постараются отомстить за гибель двух своих летчиков.
Он приготовился к новой схватке не на жизнь, а на смерть. Начиная четвертый боевой разворот, оглянулся... и чуть не

сорвался в штопор от изумления. Он не верил своим глазам. «Фокке-вульфы», перестроясь из боевого пеленга в походный, уходили

с принижением в сторону Жаров, Потеряв два самолета, они убегали с поля боя,как презренные трусы. Тридцати их стволов

оказалось недостаточно, чтобы сломить одного Витьку! Четырехтонные дюралевые дьяволы, еще недавно терзавшие Витьку в

кошмарных снах, сами спасались от него бегством.
Вот теперь он мог ликовать, сколько душе угодно. Он включил передатчик в надежде, что длина русских волн совпадает в этот

день с немецкими, и разразился в адрес своих врагов отборнейшей бранью. Он проклинал фашистов и издевался над ними. Он ощущал

в себе могучие силы и был готов ринуться хоть на целый полк «фок-керов».
Одного не мог понять Витька, почему все-таки немцы отказались от продолжения боя? Конечно, он дрался здорово, ничего не

скажешь, но вчетвером они могли запросто «надрать ему хвост». Что случилось? Может быть, первый, которого он срубил, был

предводителем всей шестерки, асом? Все «вульфы» были камуфлированные, пятнистые, а тот — сплошь зеленый. На его фюзеляже

вырисовывался карюй-то большой белый знак, что-то вроде круга. Наверное, зеленый руководил боем. Оставшись без него, а вслед

за тем потеряв еще одного, немцы растерялись и предпочли убраться подобру-поздорову.
Вдруг Витьку осенило. А не в звездах ли собака зарыта? Он только сейчас вспомнил, что летит в чужом самолете. Его

собственный не внушал доверия из-за недавней неполадки в моторе, полет был очень ответственный, и начальство распорядилось

посадить Витьку в самолет Василия Сидоренкова. Все «лавочкины» похожи друг ш друга и различаются только по бортовым номерам:

что 05 Сидоренкова, что 06 Хлыбова — один черт. Но у Васи под обрезом кабины сверкает двенадцать звезд — по числу сбитых им

самолетов. Надо полагать, что созвездие и произвело соответствующее впечатление на немецких летчиков. Откуда им было знать,

что оз машине со звездами сидит не Сидоренков, а Витька Хлыбов?
Радость его несколько померкла, но через некоторое время вновь засияла. Что там ни говори, а Витька, сидя в машине аса,

сам дрался, как ас, иначе «фоккеры» быстренько отправили бы его к богу в рай! Когда он срубил двоих, они поняли, с кем имеют

дело, и, попросту говоря, драпанули. Дескать, пропади он пропадом, этот «иван» со звездами!
Помня, что после разведки предполагалось заглянуть в Колосарь, Витька взял курс к Ладоге. Он крутил головой в надежде

увидеть самолет лейтенанта, но в небе не было ничего, кроме облаков. Витька был уверен, что лейтенант жив-здоров, потому что

за пять-шесть минут, пока он «таскался с „фоккерами"», можно было спокойно сфотографировать аэродром и его окрестности.
Вскоре Витька убедился в правильности своих предположений. Впереди и гораздо ниже него мелькнул самолет с белым пятнышком

на восте. Белые коки и кили были отличительным признаком второй эскадрильи. Витька на форсаже догнал лейтенанта, дал очередь,

чтобы обратить на себя внимание, и пристроился сзади.
Он с тревогой поглядывал на бензиномер. Горючее на исходе, и, если лейтенант полетит в Колосарь, бензина не хватит. Когда

лейтенант развернулся на восток, к Александровскому, Витька вздохнул с облегчением. Слава богу, Колосарь на сегодня получил

отставку.

Впереди уже блестел Волхов. Наступали ранние сумерки. Луч зари, пройдя сквозь тучи, отразился в реке багровым бликом, и

Витька вообразил, что там плывет под красным парусом корабль Садко. Потом он подумал о танцах, которые предполагались сегодня

в просторной клубной землянке, и еще о последнем письме Нины. В нем она упрекала Витьку в измене, не приводя, впрочем,

никаких конкретных фактов и доказательств. Смешные девчонки!
Если бы Витька знал, что за минуту до того, (как он достиг Волхова, ниже по течению, у Новгорода, в том же направлении

пересекли реку шесть «фокке-вульфсив» и что на коленях гитлеровоких пилотов лежат фотопланшеты со снимками александровского

аэродрома (стоянки самолетов и подковообразные позиции зенитных батарей были с чисто немецкой аккуратностью обведены красной

тушью), из его головы вылетели бы вмиг и корабль с красным парусом, и танцы, и Нина с ее дурацким письмом.



...«Фокке-Вульф-190» применялся не только как истребитель, но и как штурмовик. Под голубоватыми снизу крыльями он нес

двести семьдесят килограммов бомб.
Немцы прошли Волхов на большой высоте. Они летели в походном строю «клин». Пройдя по прямой до Октябрьской магистрали в

той точке, где она пересекается с Метой, они развернулись влево и, постепенно снижаясь, направились к Алексацдровскому.
В то время как лейтенант и Витька подходили к своему аэродрому с запада, «вульфы» приближались к нему с востока. Скорость

те другие держали примерно одинаковую. Их встреча над аэродромом была неизбежна. Ни лейтенант, ни Витька, ни фашисты этого,

понятно, не знали.
«Фокке-вульфы» достигли Александровской чуть раньше разведчиков. Одна пара с ходу навалилась на зенитки, две другие

занялись штурмовкой аэродрома. Подлетая к ;нему, Витька увидел взрывы бомб на поле, с которого он пятьдесят минут назад

вылетел в разведку, и кружащихся в воздухе «фоккеров».
У лейтенанта, видимо, кончилось горючее. Он выпустил шасси и пошел на посадку. Приземляющийся самолет— лакомая цель для

истребителей. Два «вульфа», отделившись от круга, пошли на беззащитный сейчас самолет. Лейтенанту осталось жить не больше

десяти секунд. Но вдруг над кабинами атакующих «вульфов» пронеслись серебристые трассы. Прикрывая посадку лейтенанта, в атаку

шел Витька. Опять в одиночку. Такая уж в этот день ему выпала доля!
«Вульфы» отвернули. Лейтенант был опасен. А Витька схватился с четырьмя «фсиккерами», которые ходили по кругу и теперь

спешили наказать «ивана» за дерзость. В носу и кромке крыльев ведущего полыхнуло пламя, с противным треском разорвался снаряд

над фонарем кабины. Но в азарте боя Витька не обратил на это особого внимания. Он мчался навстречу «вульфам» и жал на

гашетку, а они стреляли в него.
Промчавшись со стрельбой мимо обеих пар, Витька снова ринулся в драку. Он спас лейтенанта, теперь надо было выручать

аэродром с землянками и стоящими в капонирах самолетами.
Он знал, что никто не взлетит ему на помощь, потому что самолет на взлете так же беззащитен, как и
при посадке.
Витька сошелся теперь с той парой, которую отогнал от лейтенанта. Он прицелился и дал очередь, жоторая длилась чуть больше

секунды. Это была последняя очередь Витьки и его последняя в этот день радость. «Вульф» загорелся, пошел вниз и врезался в

древнюю новгородскую землю.
Вслед за ним теперь предстояло отправиться Витьке. Весь боекомплект был расстрелян... Так же, как только что лейтенант,

Витька превратился в мишень для противника. У него осталось последнее средство — таран! Но гул мотора внезапно прервался, и в

наступившей тишине послышались какие-то хлопки и свист винта, проворачивающегося вхолостую. С последней пушечной очередью

кончился бензин.
По лицу текла кровь. Только сейчас Витька осознал, что ранен в голову. Он был обречен. «Фоккерам» ничего не стоило

расстрелять его из своих пушек.
В это время внизу бежал к капонирам зенитчиков Саша Серегин. Бледный, без фуражки, сорванной взрывной волной, с

растрепанными волосами, с пистолетом в руке, он был страшен. «Стреляйте! Стреляйте же! Витька гибнет!» — кричал он. И

девчонки в «хэбэ» и кирзах, напуганные пикировавшими на них «фоккерами», выскочив из укрытий, бросились к своим пушкам.
«Поздно, поздно»,— шептал Сашка, стоя у грохочущего орудия. Он все еще сжимал в руке бесполезный сейчас пистолет. Что он

мог сделать этой игрушкой? Витька погибал у него на глазах, и Сашка ничего не мог сделать, чтобы спасти своего друга.
Грохотали пушки, отгоняя «фоккеров», а Витькин самолет, войдя в плоский штопор, кружась, как осенний лист, падал на землю.

Беззвучно шевеля губами, не сознавая, зачем он это делает, Сашка считал витки: «...четвертый... пятый... шестой...»
И вдруг исступленный восторг исказил его мокрое от слез лицо. Когда до земли осталось метров триста, а до катастрофы

несколько секунд, самолет вышел из штопора.
— Витька! Витька! — кричал вне себя Сашка. — Витька!..



...Оставшись без бензина и боеприпасов, превратившись из боевого истребителя в мишень для «фоккеров», раненный в голову,

Витька не сломился. Нет, не за красивые глаза он получал благодарности в авиашколе. Потянув на себя ручку, он до отказа нажал

на левую педаль. Истребитель задрал нос, свалился на крыло и вошел в штопор. Витька искусно имитировал падение сбитого,

беспорядочно идущего к земле самолета, иначе «фокке-ры» добили бы его. Помогли и девчонки. Они подняли такую отчаянную

пальбу, что еще один «вульф» грохнулся, дымя и завывая, в болото.
Почти три тысячи метров штопорил Витька. Темнело в глазах, прижимало то к дравому, то к левому борту, медленно и плавно,

будто огромная граммофонная пластинка, вертелась внизу бурая земля.
Как только стрелка высотомера пересекла цифры 04, он выровнял самолет. Он не забыл, что левая сторона поля изрыта

воронками, и отжимал машину вправо. Навстречу с бешеной скоростью наваливалось что-то огромное, черное, с проблесками

зеленого и голубого. И тот миг, когда колеса ткнулись в земную твердь, стал началом его восьмидневного забытья...
Он не смог рассчитать посадку. Самолет плюхнулся в самом конце взлетно-посадочной полосы, подпрыгнул, вломился в сосняк и

перевернулся вверх колесами. Все, кто видел эту катастрофу, были уверены — летчик погиб...
Истребитель беспомощно лежал на спине. Первым к нему подбежал Серегин. Он увидел, что кабина пилота уткнулась в окоп,

отрытый охраной на случай бомбежки аэродрома. Сашка спрыгнул в окоп. Его глаза оказались на одном уровне с покореженной

кабиной. Он увидел совсем близко черное, распухшее лмцо. Витька висел на ремнях вниз головой. Через разбитое остекление

фонаря на дно окопа медленно капала красная капель...


...Санитарка принесла карандаш. Когда она вышла, Витька с трудом приподнялся. На белой крышке тумбочки лежала раскрытая

записная книжечка. Левой рукой, буква за буквой, Витька вывел на чистом листочке: «26 октября, вторник. Гробанулся. Остался

без правой руки. Вот и кончилась жизнь молодая...»
— Вы смотрите, он уже рисует! — раздался знакомый голос. Витька сжал в кулаже книжечку и откинулся на
подушку.
— Как чувствуешь себя, Витя? — спросил Шаповалов.
— Все, товарищ полковник, жизнь моя кончена,— сказал Витька. Шаповалов присел на постель у него в ногах.
— Подожди горевать. Скоро отправим тебя в Москву. Может, и спасут руку профессора.
— Не спасут,— нахмурился Витька.
— Что ж, Репин под конец жизни научился писать левой рукой.
— Я знаю... Только «Иван Грозный», «Запорожцы» — это все правой...
В палату вошли начальник госпиталя, замполит, сестры, нянечки. От белых халатов в комнате посветлело, как в лесу после

снегопада. Шаповалов встал. У него в руке оказалась небольшая белая коробочка.
— Военный совет четырнадцатой воздушной армии,— торжественно начал Шаповалов,—награждает тебя, младший лейтенант Хлыбов,

за твои боевые подвиги орденом боевого Красного Знамени. По поручению Военного совета вручаю тебе эту награду и поздравляю от

всей души.
Он вынул из коробочки орден и вложил его в руку Витьки. Записная книжечка упала на пол. Санитарка подняла ее и положила на

тумбочку.
— Служу Советскому Союзу! — сказал, как положено, Витька. Орден лежал в его ладони, тяжелый и прохладный.
Белые халаты обступили постель. Слышались поздравления. Бледное лицо Витьки казалось еще бледнее из-за марлевой повязки на

голове, серые глаза под красиво изогнутыми книзу черными бровями были печальны.
Шаповалов незаметно подал знак, все вышли. Он снова присел на койку.
— Ну, Витя, давай-ка теперь поговорим о твоем будущем,—сказал он.
— Какое будущее, товарищ полковник! Все кончено,— сказал Витька и прижал к щеке орден...
Через четверть часа Шаповалов вошел в кабинет начальника госпиталя.
— Поручаю вам под вашу личную ответственность узнать в гарнизонном клубе и военторге, что там есть для рисования. Ну,

краски там, цветные карандаши, хорошая бумага. Все, что удастся достать, сегодня же передайте младшему лейтенанту Хлыбову.

Вам все понятно?
— Понятно, товарищ член Военного Совета. Все будетисполнено.


Бывший летчик 254-го полка Виталий Поликарпович , Хлыбов живет в Нововятске, близ Кирова. Врачи не смогли спасти ему руку.

После войны он научился рисовать левой, окончил педагогический институт и теперь учит детей живописи и ваянию

Дык кто нить знает че нить по этому поводу?
Вообще сколько Хлыбову защитали сбитых за этот вылет?
поидее из трех должны были защитать одного...

26.10.43 в 16.20 и 16.25 в р-не сев. аэр. Александровское мл.л-ту Хлыбову засчитано 2 сбитых ФВ-190, еще 1 ФВ-190 засчитан сбитым ГСС ст.л-ту Назимову (он был ведущим пары в этом вылете, но бой вел отдельно от Хлыбова, его сбитый "фока" записан упавшим в р-не ж/д разъезда Жары).

Так что в данном случае худлит удивительным образом кореллируется с архивными документами.

Фамилия автора Хахалин.

А у него вообще неплохо проработаны детали и афаир данный рассказ - из книжки о 254 ИАП. "Рассказы о мужестве", кажется называется.

Там еще лучше рассказ про таран Назимова, кажется, в мае 1943 года.

И про то, что после Сталинграда в полку один летчик остался он написал.

Андрей, а ты не путаешь Назимов и Закревского? Вроде, у Назимова таран даже в лит-ре нигде не проходит, а вот у Закревского в документах есть - 24.05.43 на И-16 таранил ФВ-190 в р-не Путилово.

Не знаю, имело ли место, но рассказ мне очень понравился. Я бы даже сказал обыденно как-то, без пафоса. Этакий рядовой случай. Я так понял, что он с «зелеными жопами» бился, и вот что мне интересно, что это за «решетчатый фонарь кабины» и «большой белый знак, что-то вроде круга». Может обозначение IV/JG54 но они тогда вроде как на мессерах летали, или это 10.(Jabo)/JG54? Или белый контур зелёных сердец на зелёном фоне, они тогда у них действительно красились RLM 70/71. Пересмотрел кучу фоток и профилей 54-ой, ни чего подобного не встретил. А подбил, кого он там или сбил, можешь лист потерь JG54 посмотреть у них на официальном сайте, там подробно всё.
С Уважением.

Цитата:

---

Сообщение от Andrey Dikov

Фамилия автора Хахалин.

А у него вообще неплохо проработаны детали и афаир данный рассказ - из книжки о 254 ИАП. "Рассказы о мужестве", кажется называется.

Там еще лучше рассказ про таран Назимова, кажется, в мае 1943 года.

И про то, что после Сталинграда в полку один летчик остался он написал.

---

Ага, именно эта книжка, с фамилией опечатка вышал, сорри.
%)

Цитата:

---

Сообщение от Bykov

26.10.43 в 16.20 и 16.25 в р-не сев. аэр. Александровское мл.л-ту Хлыбову засчитано 2 сбитых ФВ-190, еще 1 ФВ-190 засчитан сбитым ГСС ст.л-ту Назимову (он был ведущим пары в этом вылете, но бой вел отдельно от Хлыбова, его сбитый "фока" записан упавшим в р-не ж/д разъезда Жары).

Так что в данном случае худлит удивительным образом кореллируется с архивными документами.

---

Угу Спасибо за инфу.

Кстати попалась тут книжица сборник док. рассказов о блокаде
Есть там интересное воспоминание одного зенитчика он рассказывал что толи 22 толи 23 июня 1941 года, вечером (вроде 22) они открыли огонь по ТБ-3 (со звездами на крыльях) который не подавал сигнала "я свой" те сперва дали пару предупредительных залпов потом открыли огонь на поражение. При выходе ТБ-3 из зоны их батарее (уже подбитого) его добили наши истребители.
Есть какая нить инфа об этом ТБ?
Финский, наш? и вообще были ли у финов наши трофейные ТБ?
Если надо точную дату и номер зенитной батаре уточню

Цитата:

---

Сообщение от Wotan

Не знаю, имело ли место, но рассказ мне очень понравился. Я бы даже сказал обыденно как-то, без пафоса. Этакий рядовой случай. Я так понял, что он с «зелеными жопами» бился, и вот что мне интересно, что это за «решетчатый фонарь кабины» и «большой белый знак, что-то вроде круга». Может обозначение IV/JG54 но они тогда вроде как на мессерах летали, или это 10.(Jabo)/JG54? Или белый контур зелёных сердец на зелёном фоне, они тогда у них действительно красились RLM 70/71. Пересмотрел кучу фоток и профилей 54-ой, ни чего подобного не встретил. А подбил, кого он там или сбил, можешь лист потерь JG54 посмотреть у них на официальном сайте, там подробно всё.
С Уважением.

---

я тоже ничего не нашел.
Вообще может быть это не стандартный камуфляж, может это инидвидуальный знак пилота был
Да и вообще рассказ все же художественный

Классны рассказ!Дааа!

Цитата:

---

Сообщение от БОРОДА

Классны рассказ!Дааа!

---

И радует что очень близко соответствует действительности :cool:

Интересно, кто руководил службой ВНОС в этом районе? Впечатление, что она отсутствовала полностью...