Ух ты, тут интересно. Можно я тоже чутка пографоманствую?

1916 год. 27 сентября. Утро. Недалеко от Дуэ.

Хауптманн Александр Шварцрабе вышел на крыльцо штаба, и хмуро поглядел на восходящее солнце. Довольно теплая погода для конца сентября и очень мало облаков на небе. Надежды на то, что погода испортится не было. А это означало, что с судьбой в рулетку играть придется и сегодня, а ему лично придется играть в нее дважды. Два патрульных вылета в 13.26 и в 16.20, мало того, в обоих вылетах штаб определил ему роль ведущего. Значит, отвечать не только за себя, но и за мальчишек, которые полетят с ним.

Александр хмуро усмехнулся. И месяца не прошло, как он совершил свой первый боевой вылет, а его уже считают ветераном. С другой стороны, а как не считать, если из 10 человек, с которыми он начал летать с 1 сентября – в живых оставалось только трое. И из выживших он теперь старший по званию, подумалось ему.

Шварцрабе закурил свою первую за сегодняшний день сигарету.

Вспыхнувшая спичка напомнила ему об аэростатах, которых он сбил уже более десятка. Он старался не задумываться о судьбе экипажей этих аэростатов, но понимал – шансов выжить у них практически не было. Помогало не думать о них то, что ему ни разу не удавалось разглядеть никого из этих людей (врагов, мысленно поправил он себя). Да что там, он и корзину то аэростата мог разглядеть с трудом. Просто огромный баллон, постепенно заполняющий все поле зрения, азартно поливаемый пулеметным огнем. Самое страшное было увлечься атакой, и не суметь вовремя изменить курс. Александр вспомнил свой самый первый вылет, который чуть было не стал для него и последним. Да и вчера он потерял одного из своих ведомых именно таким образом. Он успел заметить только кувыркавшийся по направлению к земле «Айндеккер». Странно, что аэростат при столкновении не пострадал. Продолжал висеть в небе большой китовой тушей. Пришлось добивать.

Хорошо все-таки столкнуться с противником, пусть даже превосходящим числом, но сидя в самолете. Всегда есть шанс сбить врага, перекрутить, да в конце то концов просто попытаться убежать…

Александр вспомнил другой бой. Резкий металлический щелчок, очередной вираж, взгляд назад – белый шлейф за самолетом. Стрелка топливометра ожила, и поползла к нулю. Бежать! К линии фронта. Еще взгляд назад – похоже этот «Ньюпор» решил не отпускать жертву. Ниже к земле, резко дал правую педаль. Левую руку обожгло огнем, но не до нее, еще ниже, ниже надо прижать «Айндеккер» к земле. Остановился мотор. Сжавшись в кабине Швацрабе ждал пулеметной очереди… Но прошла секунда, три, пять – только шум ветра прерываемый раскатами глухого грома орудий. Оглянулся – «Ньюпора» не было видно. Может, у пилота закончились патроны, может он решил приберечь их для более опасных мишеней. Задумываться об этом было некогда, самолет быстро терял скорость, а высоты и так почти уже не было. Только бы дотянуть до своих, только не остаться на этой страшной изрытой воронками взрывов ничейной полосе земли, только бы дотянуть… Но вот внизу побежали столбы с намотанной на них колючкой… Похоже удалось. Посадка. На удивление мягкая посадка. И люди, бегущие к самолету.
Сознание Шварцрабе потерял уже по дороге в госпиталь. Кстати, рана оказалась пустяковой, и в госпитале удалось отдохнуть всего лишь три дня, а на четвертый день Александр вновь вернулся на свой аэродром.

Шварцрабе отшвырнул щелчком окурок, и вновь подумал о том, что летчикам все равно проще воевать друг с другом. Или ты – или тебя. Думать или жалеть некогда. Ни за какие деньги не согласился бы он сидеть в корзине аэростата, слушать назойливое жужжание моторов, и не иметь никакой возможности побороться за свою жизнь.
Но тут он с горечью подумал, что есть моменты, когда он все-таки оказывается в положении ничуть не лучшем, чем наблюдатель аэростата.

Зенитки.
Долгое время (да, три недели на войне это очень долгое время) он не обращал на них особого внимания. Даже во время первых своих вылетов разрывы зениток не пугали его. Ему даже нравился их глухой рокот, напоминавший о летних грозах.
Все изменилось неделю назад. Когда снаряд разорвался между ним, и его ведущим. Самолет Шварцрабе ощутимо дернуло, а вот его товарищу повезло меньше. Набирая скорость, самолет ведущего пикировал к земле, Александр сначала дернулся за ним, но вдруг как то сразу осознал, что его товарищ уже мертв, и его «Айндеккер» летит сам по себе.

А после того, как три дня назад, на его глазах во вспышке зенитного разрыва буквально испарился рядом летящий самолет, Шварцрабе понял, что каким бы ты ни был мастером, хоть трижды асом, есть еще такая вещь как «судьба». Это было тем более обидно, что в авиацию он пошел, в том числе и потому, что верил - если на войне и есть место, где все решает не столько судьба, сколько личные умения, это воздушные войска.

Но нет, на войне судьба была повсюду, и с этим приходилось считаться.

Хауптманн Александр Шварцрабе вздохнул, проводил взглядом взлетевший на утреннее боевое патрулирование штаффель, и пошел завтракать.