Еще одна история про атаку на аэростат:
Первый лейтенант Waldo H. Heinrichs,
95-я истребительная эскадрилья
17 сентября второй вылет в патрулирование над германской территорией в районе St. Michile 95-ой истербительной эскадрильи, расположенной в секторе Remborcourt вблизи Вердена (Verdon), был назначен на 2:30 после полудня. Целью атаки являлись вражеские аэростаты. Самолеты взлетели с аэродрома в составе двух эшелонов, три в нижнем и четыре в верхнем. Я летел в нижнем эшелоне вместе с командиром группы капитаном Mitchell и лейтенантом Holden, вооруженным balloon gun'ом. Мы находились на высоте 3 000 метров в тот момент, когда обнаружили семь немецких Фоккеров, типа D.V.
Капитан Mitchell подал сигнал к атаке и я вместе с ним спикировал на замыкающего. После сигнала к атаке я никогда больше не видел ни одного пилота из состава нашей группы. Капитан Mitchel успел сделать всего несколько выстрелов из своих пулеметов новейшей системы Marlin, которыми была оснащена наша эскадрилья, прежде чем их заклинило. Я продолжил атаку. Я дал около 60 выстрелов из обоих пулеметов, также системы Marlin, и их заклинило и у меня тоже. В это время семь немецких машин окружили меня и двое из них меня атаковали. Одновременно атакуемый самолет вышел из под обстрела.
У меня есть официальный документ от немецких врачей, согласно которому я был ранен в следующие места:
Разрывная пуля: правая пятка
Обычная пуля: левая лодыжка
Разрывная пуля: левое бедро
Разрывная пуля: левый локоть, раздроблен выше и ниже сустава
Разрывная пуля: левая щека, раздроблены верхняя и нижняя челюсть, выбито 15 зубов с правой стороны
Обычная пуля: палец на правой руке
Я приземлился в пятнадцати километрах за линией фронта вблизи города Gorze. Мотор был поврежден и остановился и у меня не было возможности дотянуть до нашей стороны. Я приземлился в поле среди нескольких деревьев, поднырнув под телеграфные провода и попытался сжечь свой аэроплан согласно приказу Военного Министерства. С этой целью у всех нас имеется запас безопасных спичек, но у меня не было возможности ими чиркнуть, так как одна рука у меня полностью бездействовала и я был захвачен немецкими пехотинцами и не смог осуществить свое намерение. Меня взял в плен немецкий первый лейтенант с группой пехотинцев около 40 человек. Они моментально перевязали мои раны и были весьма обходительны. Они расположились рядом с самолетом и я их больше никогда не видел. Я лежал на земле в поле зрения наблюдателей с наших аэростатов в течение часа пока меня не подобрали санитары и не перенесли на носилках в перевязочный пункт. В перевязочной мне наложили шину и я был направлен в полевой госпиталь, где мне сделали анестезию. В этом месте немецкий персонал украл все мое обмундирование, личные вещи и личные фотографии, в то время как мы никогда не позволяли себе такого по отношению к немецким пленным. Меня положили в койку рядом с американским рядовым, тажело раненным в живот. Мы всю ночь мучались от жажды, но немецкие санитары отказались принести нам воды. Врачи, которые нам повстречались, были весьма корректны, но страдали от недостатка оборудования и были перегружены работой.
Следующим утром, 18 сентября, я был переведен в госпиталь для военнопленных в городе Metz, под названием St Clemens. В это время в госпитале находилось четырнадцать офицеров и около шести сотен солдат с различными ранениями. Этой толпе итальянцев, русских, французов, англичан и американцев оказывали помощь шесть медсестер, два доктора и один врач-ординатор.
На третий день диеты из хлеба и воды мы были вызваны к офицеру информационной службы где в течении получаса нам задавали вопросы относительно наших подразделений. Согласно инструкции Военного Департамента я ответил только на два вопроса и сообщил им свое имя и номер эскадрильи. На все прочие вопросы я давал стандартные ответы: "Я не знаю" и "Я отказываюсь отвечать". В то же время, этот офицер информационной службы, очевидно, знает о нашей авиации даже больше чем я сам, так как он свободно рассказал мне о расположении моей эскадрильи, сообщил мне номера ангаров, фамилии офицеров и другие детали.
В госпитале Mentz питание для офицеров было довольно обильное. Наше обычное меню включало в себя колбасу, 250 грамм хлеба, вино, кофе, конское мясо, картофель и морковь. В то же время рядовые получали только две миски похлебки в день и периодически были вынуждены добавлять к своему скудному рациону офицерские объедки.
Медицинская помощь была ограничина вследствии нехватки оборудования и персонала. У них не было мазей, все бинты были сделаны из бумаги, и они только изредка использовали дизинфецирующие средства и стерильные бинты. Все работы по госпиталю выполняли выздоравливающие раненные и обращение британских и американских военнопленных было порой не только не дружелюбным, но и жестоким. Также было много русских военнопленных, поступивших в ужасном состоянии и они умирали там в большом числе. Французы были весьма обходительны, в то время как британцы и американцы словно родились со всей этой ненавистью, которую они демонстрировали нам, хотя и не применяли эту жестокость к офицерам. Доктора и медсестры были в основном корректны и готовы помочь, но мы их видели только раз в день и какую-либо медицинскую помощь, в которой мы нуждались в течении дня было необычайно трудно получить. У нас не было никаких способов связи с ними для того, чтобы передать какие-либо просьбы, как и у них с нами, за исключением немецких детишек, с которыми я мог поговорить. В госпитале было немало случаев полного игнорирования и плохого обращения с теми нашими военнослужащими, кому было около сорока. О трех случаях, приведших к смерти мне точно известно, когда солдаты умирали от заражения крови из-за того, что немецкие врачи их не прооперировали вовремя. Они прошли мимо со словами, что солдаты должны сами о себе позаботиться чтобы не умереть.
11 ноября подписали перемирие и немцам дали 15 дней для того, чтобы эвакуировать Alsaco-Lorraine. 16 ноября все немцы покинули Mentz и забрали с собой все медикаменты, все бинты, все хирургические инструменты и принадлежности но оставили нам эльзасских поваров и наших собственных выздоравливающих санитаров. Исключительно благодаря доброй воле и великодушию французских жителей Mentz мы получили еду и уход. В то же время немецкие католические монахини не покидали госпиталь до тех пор, пока не появились эльзасские сестры. Один известный врач, француз, добровольно пришел (первый раз за четыре года) и лично обработал каждую рану. Это заняло у него два дня и две ночи непрерывного напряжения, прежде чем он осмотрел их всех. Когда он закончил свою работу, он опустился на пол в офисе и зарыдал как ребенок. Он сказал, что никогда в своей жизни не видел людей, брошенных в таком ужасном состоянии. Там было много таких, кто по десять дней оставался без перевязки и плавал в своей койке в крови и гное.
Немцы уничтожили или забрали с собой все записи и во всем госпитале не было ничего чтобы могло помочь французскому доктору в его работе. 17 ноября группа американских офицеров приехала на открытом Форде и посетила госпиталь. Мой товарищ, второй лейтенант Lyle G. Hall (из американских ВВС, прикомандированный к британцам) и я лежали пластом на спине два месяца не вставая с постели. Американский врач, майор, спросил, чувствуем ли мы себя в силах перенести поездку, и, если мы согласимся, предложил нас забрать. Принимая во внимание тот факт, что все наши документы были потеряны и то, что врачи говорили нам, что, если мы в состоянии двигаться, мы можем покинуть город, мы ответили майору что согласны. Он возвратился за нами через час и мы доехали в открытой машине до города Belleville, где располагался в то время 82 дивизионный госпиталь. Оттуда мы были направлены в Американский эвакуационный госпиталь № 1 в городе Toul, откуда я должил о своем возвращении из германского плена.
То, что немцы нас обобрали является полностью подтвержденным фактом. Я вернулся на наши позиции в бельгийской фуражке, германском кавалерийском кителе, французских артиллерийских бриджах, русских ботинках и французской пехотной шинели, все это я собрал в госпитале у мертвых офицеров или рядовых.
Отсутствие надлежащей медицинской помощи в германском госпитале привело к тому, что в настоящее время, 13 января 1919 г. спустя четыре месяца с момента моего ранения у меня все еще есть несколько незаживших открытых ран, двойной перелом локтя, который так и не был соединен и серьезная необходимость в помощи стоматолога.
Ответить с цитированием