Несомненно были такие. Но...
Не было никаких 50%. Они заляпались практически все поголовно, за очень редким исключением:
С точки зрения солдат, их собственное поведение в отношении красноармейцев не было преступлением, хотя международно-правовое положение было однозначным. Их поведение казалось достаточной причиной чтобы расстреливать пленных, и они, очевидно, вовсе не могли подумать о том, что можно было бы поступать и иначе....Обратим внимание, что лейтенант флота Бунге ожидал совсем другое продолжение истории и со всем пониманием исходит из того, что Шрайбер должен был «прикончить» пленного. Непривычным в разговорах такого типа является не то, что пленных убивают, а то, что такого не происходит.(с) "Солдаты"ГРЮХТЕЛЬ: Когда я был в Риге, мне понадобилась пара русских пленных для уборки, тогда я пошёл и взял себе несколько ― пятерых. Я спросил бойца, что мне с ними делать, когда они мне больше не будут нужны; тогда он сказал: «Шлёпни их всех и оставь валяться». Ну, я однако этого не сделал, я привёл их обратно туда, откуда взял. Так же нельзя.[252]
Истории подобного рода, о правдивости которых у нас нет никакой информации, попадаются очень редко в наших материалах. Это не является доказательством того, что гуманное поведение в отношении обращения с военнопленными или населением на оккупированных территориях в общем не происходило чаще. Это документирует лишь то, что то, что с сегодняшней точки зрения считается «гуманным» или «человечным», коммуникативно не играет никакой роли. Истории, описывающие по современным меркам античеловеческое поведение ― зачастую от первого лица ― встречаются намного чаще чем те, что по теперешним нормам можно считать «хорошими». Это может указывать на то, что таким образом в разговорах можно было выставить себя в непопулярном свете: там, где убийство является всеобщей практикой и социальным запросом, просоциальное поведение в отношении евреев, русских военнопленных и других обозначенных неполноценными групп является нарушением правил.