... - У нее двое ребят, - сказал старик. - И у меня трое сыновей.
- Хватит, Мюкке! - нервничая, крикнул Мюллер. - Мы же не пасторы!
Отделение стало по команде "смирно". Гребер сжал в руке винтовку. Он
снова снял перчатки. Сталь впивалась холодом в пальцы. Рядом стоял
Гиршман. Он весь побелел, но не двигался. Гребер решил стрелять в
русского, стоявшего с левого края. Раньше, когда его назначали в такую
команду, он стрелял в воздух, но теперь уж давно этого не делал. Ведь
людям, которых расстреливали, это не помогало. Другие чувствовали то же,
что и он, и случалось, чуть ли не умышленно стреляли мимо. Тогда процедура
повторялась, и в результате пленные дважды подвергались казни. Правда, был
случай, когда какая-то женщина, в которую не попали, бросилась на колени и
со слезами благодарила их за эти дарованные несколько минут жизни. Он не
любил вспоминать о той женщине. Да это больше и не повторялось.
- На прицел!
Сквозь прорезь прицела Гребер видел русского. Эта был тот самый старик
с бородой и голубыми глазами. Мушка делила его лицо пополам. Гребер взял
пониже, последний раз он кому-то снес выстрелом подбородок. В грудь было
надежнее. Он видел, что Гиршман слишком задрал ствол и целится поверх
голов.
- Мюкке смотрит! Бери ниже. Левее! - пробормотал он.
Гиршман опустил ствол.
- Огонь! - раздалась команда.
Русский как будто вырос и шагнул навстречу Греберу. Он выгнулся, словно
отражение в кривом зеркале ярмарочного балагана, и упал навзничь. Но не
свалился на дно ямы. Двое других осели на землю. Тот, что был без сапог, в
последнюю минуту поднял руки, чтобы защитить лицо. После залпа одна кисть
повисла у него на сухожилиях, как тряпка. Русским не связали рук и не
завязали глаз. Об этом позабыли.
Женщина упала ничком. Она была еще жива. Она оперлась на руку и, подняв
голову, смотрела на солдат. На лице Штейнбреннера заиграла довольная
улыбка. Кроме него никто в женщину не целился.
Из могилы донесся голос старика: он что-то пробормотал и затих. Только
женщина все еще лежала, опираясь на руки. Она обратила широкоскулое лицо к
солдатам и что-то прохрипела. Старик был мертв, и уже некому было
перевести ее слова. Так она и лежала, опираясь на руки, как большая
пестрая лягушка, которая уже не может двинуться, и сипела, не сводя глаз с
немцев. Казалось, она не видит, как раздраженный ее сипением Мюкке
подходит к ней сбоку. Она сипела и сипела, и только в последний миг
увидела пистолет. Откинув голову, она впилась зубами в руку Мюкке. Мюкке
выругался и левой рукой с размаху ударил ее в подбородок. Когда ее зубы
разжались, он выстрелил ей в затылок.
- Безобразно стреляли, - прорычал Мюкке. - Целиться не умеете!
- Это Гиршман, господин лейтенант, - доложил Штейнбреннер.
- Нет, не Гиршман, - сказал Гребер.
- Тихо! - заорал Мюкке. - Вас не спрашивают!
Он взглянул на Мюллера. Мюллер был очень бледен и словно оцепенел.
Мюкке нагнулся, чтобы осмотреть остальных русских. Он приставил пистолет к
уху того, что помоложе, и выстрелил.
Голова дернулась и снова легла неподвижно. Мюкке сунул пистолет в
кобуру и посмотрел на свою руку. Вынув носовой платок, он завязал ее.
- Смажьте йодом, - сказал Мюллер. - Где фельдшер?
- В третьем доме справа, господин лейтенант.
- Ступайте сейчас же. ...
Сообщение от Dzen
Ваши права
Ответить с цитированием