Вот, нашел сегодня, честно говоря читать тяжело, комок в горле до сих пор стоит. Взято отсюда: http://wwwboards.auto.ru/chevy-niva/1234.html

=========================================================Отправлено : Mapper, 22 Июня 2004 12:27:37

---------------------------------
Письма из редакционного архива, которые сегодня публикуют "Известия", написаны фронтовиками, но спустя несколько десятилетий после войны. Речь в них идет главным образом о событиях 1941-1942 годов. Наверное, сразу после начала войны и даже сразу после победы такие письма и не могли появиться - слишком много было в душах боли и ненависти. А потом ненависть ушла - и осталась память. Хорошо бы - надолго, на генетическом уровне, на много поколений вперед.

22 июня 41-го - один из самых трагических дней не только отечественной истории - мировой. Ту бездну народного горя и высоту народного подвига несовременнику постичь трудно еще и потому, что официальная историография тщательно фильтровала правду о войне, выстраивала ее образ в русле советской пропаганды и политики, для которых не имели цены жизнь, судьба, чувства отдельного человека. Эту правду сохранила память фронтовиков. Но они уходят, уходят… Письма о событиях 41-42-го годов - горькие письма. Но с их страниц предстает то яростное мужество и та безоглядная готовность к самопожертвованию, без которых не было бы великой Победы.

"Как мне не хотелось умирать 22 июня..."

Ф. БЫКОВЕЦ. 19-го весь полк, кроме полковой школы, выехал на учебные стрельбы. Перед отъездом нас построили, и командир полка, обращаясь к курсантам, сказал: "Дети, мы уезжаем. В случае чего, держите границу". Была она рядом, метров 800 от военного городка. Держали мы ее четыре часа.

Н. КОВАЛЕНКО. Недели за две-три до начала стрелковые части получили телеграмму о том, что на известных участках будут пролетать немецкие эскадрильи и по ним огня не вести. Я лично видел в Доме офицеров их летчиков, которые свободно расхаживали по городу. Такое было не только в Белостоке.

Н. ХАЛИЛОВ. 21-го показали в клубе фильм "Цена жизни". В 2.30 ночи политрука разбудил дежурный и приказал снять портреты вождей и сжечь. Тот поднял голову и опять заснул. Дежурный с наганом в руке заставил выполнить приказ. Мы боялись сжигать членов политбюро. В 4 утра появились фашисты - бомбардировщики и истребители. Небо было черное, кругом темно и очень страшно. Рядом с нашим стоял артполк. Артиллеристы не выдержали и выстрелили. Сбили самолет. Нам объявили, что они будут строго наказаны.

З. РЯБЧЕНКО. После налета оказались вдвоем с Сашей Ивановым на машине с рацией. Сзади стрельба приближается. Решили взорвать рацию. Взяли по гранате, руки тряслись, бросили вместе - отвечать так вдвоем. Не доходя до Минска, увидели в лесу несметное число солдат. Немцы стали расстреливать лес. Вот где была мясорубка!

В. ВИГЕЛИУС. Винтовка - одна на трех человек. Одного убьют - другой берет. Как не хотелось умирать 22 июня, в день рождения, когда мне исполнилось 20 лет!

Г. СТЕПАНОВ. В субботу снайперские команды были отозваны со стрельбища и распущены. Вечером мы зашли в кафе-поплавок на Немане. Официантка обронила: "Кушайте, кушайте, а то завтра боши начнут войну"... От первого стрелкового батальона осталось менее взвода. Дрались, не щадя жизни. В первую половину дня через нашу оборону шли семьи пограничников и они сами, окровавленные и обожженные. Зрелище ужасное. Дети шли уже сиротами... Стояла сильная жара. Над нами висела авиация. Мы ждали нашу, но ее не было. Убитых хоронили на обочинах дорог. 25-го началось вновь. Наш прорыв был стремителен, часто возникали штыковые схватки. Но, наступая на Гродно, части 3-й армии залезли к немцам в пасть. Остатки дивизии вышли из окружения только 15 июля. Свой долг дивизия выполнила до конца.

И. СТАСЕНЧУК. Жена Деева Фатима клала на дно окопа годовалого Валерия, а сама стреляла... Бой неоднократно переходил в рукопашную. Перед окопами полка были навалены груды убитых пьяных фашистов.

И. КОРОСТЕЛЕВ, Рамонь, Воронежская обл. Нетрудно представить, что творилось на дороге к Перемышлю, куда устремились все артиллерийские части из лагерей. Прибыть в тот день к границе мы не смогли. Артиллеристы включились в бой лишь на второй день. Мне лично удалось открыть огонь из 200-миллиметровых орудий лишь 26 июня.

Всеволод Иванович ОЛИМПИЕВ, Санкт-Петербург. Первую половину дня 22 июня я дежурил на КП командира дивизии генерал-майора Черных. Телефонная связь с авиаполками, расположенными в населенных пунктах Белостокской области и на полевых аэродромах вдоль границы, прервана. Она осуществлялась через... городскую почту, которая еще на рассвете была взорвана.

Поздним вечером длинная колонна покинула Белосток. В машинах - только военные с голубыми петлицами: оставшиеся без самолетов летчики, техники, связисты, интенданты. Через два дня кольцо вокруг города замкнулось. Лишь отдельные группы из двух окруженных армий смогли пробиться к своим.

Для меня до сих пор остается загадкой разгром нашей авиации в первые же часы войны. Взлетные площадки были слишком близко к границе.Слишком мало времени требовалось немцам для подлета, а нам - чтобы поднять в воздух свои машины, они были и под угрозой немецкой артиллерии. Даже за несколько минут до начала бомбардировки на летном поле было все спокойно, ничто не говорило о готовности к взлету хотя бы дежурного звена. Похоже, летчиков не оповестили о том, что немецкие воздушные эскадры уже пересекли границу. Свою роль сыграла и неопытность командира дивизии. Генерал Черных был совсем молодым человеком. Вместе с нами, простыми красноармейцами, гонял футбольный мяч во дворе штаба. Ему еще не было тридцати, "Золотую Звезду" Героя получил за летные подвиги в Испании, затем быстро поднялся, как многие в то время, от старшего лейтенанта до генерал-майора.

"Мы сжимали зубы и стискивали кулаки"

К. СОРОКИН, Ново-Николаевка, Киргизия. Из нашего и Арзамасского пехотных училищ сформировали особую бригаду и перебросили под Моздок. Вооружение - смешное. В первый день по прибытии мы уже пошли в штыковую атаку и остановили передние части фашистов, а ночью, застав их врасплох, устроили хорошую баню. Мы уничтожали технику всем, чем попало, - огнем, бутылками КС, гранатами, ломали, крушили до самого утра, фашистов кололи штыками, били прикладами, распарывали животы кинжалами. Я разломал винтовку об их головы. У них был жуткий переполох - они голые, босиком удирали куда-то в темноту от мальчишек-курсантов.

Иван Григорьевич БРАТЧЕНКО, Кировоград. Десант в Керчи 26 декабря 41-го года. Выбрали ночное время и чтобы море штормило - ввести немцев в заблуждение. Задание: взорвать заграждения у входа в порт. Подплыли на лодке, заложили взрывчатку и отошли. А взрыва нет. Второй раз подплыли. Боцман Антоненко и говорит рулевому Максимову: "Ты, браток, давай обратно к кораблю, а я здесь останусь, так надо". Приказал: "Плыви!" Жизнью заплатил за высадку десанта.

Владимир Иванович НЕДОСТУП, Димитровград, Ульяновская обл. Я был сержантом, командиром минометного расчета. Из всего, что мне пришлось пережить на фронте, самое тяжелое, страшное - - Сталинград.

Небо и земля изрыгали смерть. Ночью смертельные схватки бывали даже сильнее, чем днем. Все, что могло гореть, - горело, стонало, гремело, трещало.

14 сентября наша 13-я дивизия переправилась через Волгу и с ходу вступила в бой. Приходилось бить врага на очень близком расстоянии. Стволы минометов стояли почти вертикально. Краска на них обгорела, они стали черными. За несколько секунд, обжигая руки, меняли стволы, закручивать скобу уже не было времени, ее, пока хватало терпения, держали руками.

Враг не выдерживал такого сильного огня, оставляя трупы, откатывался назад. Но и мы теряли товарищей, их закапывали у развалин домов. Мы тогда не проливали слез и не скорбели по убитым, а только сжимали зубы и стискивали кулаки. А вот недавно в Волгограде, у этих могил, я не выдержал, горло сжали спазмы...

Тогда, осенью 42-го, мы нечеловеческое напряжение выдержали. А враг - нет. Помню, как после отказа сдаться выкуривали его из всех нор и подвалов. Жалости не было, только ненависть - мы много чего к тому времени насмотрелись. Там же, в развалинах сталинградских домов, обнаружили женщину, ее руки и ноги были прибиты к оторванной двери, закрывавшей блиндаж...

Не только военное, но моральное сокрушение германской армии началось, я считаю, с тех смертоносных победных дней.

Навечно неизвестные

Сергей Андреевич ГАЛИЧКИН, Волжский. По чистой случайности я не был убит, взят в плен, не попал в окружение. Но - горел, тонул в танке, был ранен, тяжело контужен.

Летом 41-го нас били не по частям, а по осколкам. Мы цеплялись за каждый рубеж, выбивали у врага часы, сутки. И на каждом рубеже теряли товарищей. Их не хоронили, а прикрывали шинелями, палатками, часто и такой возможности не было. Тяжело раненные не покидали поле боя, умирали с винтовкой в руках. Гибли героически. Так миллионы героев стали без вести пропавшими.

На фронте не раз приходилось принимать предсмертные завещания друзей. Просили об одном: "Расскажите, как я погиб и где". Словно предвидели этот страшный ярлык "без вести пропал". Им, как и бывшим пленным, не нужна реабилитация. Нужна справедливость.

А. БУГАЙ, Макеевка. Я пропадал без вести в феврале 43-го под Днепропетровском, а потом воскрес за Донцом в числе десяти других бойцов из отдельного учебного батальона 35-й гвардейской дивизии. А остальные? В селе Вербки рассказывают, как свозили их и складывали в траншею штабелями, несколько сотен, каждый был перерезан гусеницей или колесом... У города Балаклея есть могила 42-го года. Часть отступала за Донец, ее остановили, приказали окапываться, возню увидели наши, приняли за врага, последовал залп "Катюш"... А в Гусаровке названы на могиле 200 человек поименно, а дальше отдельной строкой: "и 911 неизвестных советских воинов".