Третий день сидим у плацдарма, защищаем его, деремся с фашистами. И с каждым днем все сложнее, все накаленнее обстановка. И в воздухе и на земле. И с каждым днем сокращаются наши возможности. Вышестоящий штаб освободил нас от всякой побочной работы, поднимает только для боя. На худой конец и это выход из положения. Но немцы очевидно, пронюхали, что мы сдими почти у Днепра, что едва успеваем набрать высоту, и стали ходить не на две тысячи метров, как раньше, а на четыре. Мы оказались в крайне трудных условиях: в бой вступаем, не успев набрать высоту, не успев обеспечить себя тактическим преимуществом.
Но это еще полбеды, мы привыкли драться в любой обстановке. Я всегда боялся другого: опоздать вообще... Прийти, когда немцы уже бомбят. Так и случилось.
До этого мы действовали в контакте с патрульной группой соседей. Они начинали бой, мы завершали его. Но в этот злополучный налет фашистов группа МЕ-109 связала патруль по рукам и ногам, и когда подошло звено во главе с Воскресенским, ведущая группа бомбардировщиков была уже у плацдарма. Наши пилоты, стремясь сорвать прицельный удар, издали открыли огонь, это подействовало, фашисты начали сбрасывать бомбы в горизонтальном полете, в строю, но три-четыре машины все же успели войти в пике, и несколько бомб упало в расположении наши войск...
Звено еще продолжало бой, а мне сообщили из штаба авиакорпуса:
- Командир вылетел к вам. Летчиков на разбор полета...
Сказать, что разбор был неприятным - ничего не сказать. Всем досталось - за проступок одного в армии отвечает весь коллектив. Но больше всего попало, конечно ведущему группы...