..Засигналила «булава». Я зашёл в кабину. Нехотя взял трубку.
- Товарищ генерал армии! По поручению руководства докладывает генерал-полковник Аболинс. (Это один из заместителей начальника Генерального штаба - начальник Главного организационно-мобилизационного управления).
- В чем дело, Виктор Яковлевич?
- Вы знаете, Александр Михайлович, есть мнение, что информация о ЧП, о котором Вы доложили, извините, мягко говоря, не соответствует действительности.
- Мы дважды его расследовали. Всё так, как я доложил шифровкой министру обороны.
- Но по линии «ближних» [КГБ] есть другие данные...
- Кто поручил тебе переговоры со мной?
- Николай Васильевич [Огарков - Маршал, начальник Генерального штаба Вооружённых Сил СССР]. - и, выждав для приличия несколько секунд, спросил: - Что доложить Николаю Васильевичу?
- Дословно наш разговор. А с «ближними» разбирайтесь сами.
- Есть.
Мы продолжили чаёвничать, обсуждая разговор с Аболинсом, когда минут через сорок позвонил Ахромеев [генерал армии, первый заместитель начальника Генерального штаба Вооружённых Сил СССР].
Сергей Фёдорович Ахромеев
- Александр Михайлович, здравия желаю! Хочу предупредить и предостеречь тебя: у Ю.В. [Юрия Владимировича Андропова - председатель КГБ СССР] вызрело мнение, что злодеяние под Джелалабадом совершили переодетые душманы. Тебе надо отозвать шифровку. Предстоит разговор Бориса Карловича [Бабрака Кармаля - Генеральный секретарь ЦК НДПА, премьер-министр ДРА] с Леонидом Ильичом [Брежневым - Генеральный секретарь ЦК КПСС], неминуемо они затронут и это ЧП. И Борису Карловичу будет сказано, что виновниками являются переодетые душманы.
- Серёжа, и это ты говоришь мне? - Долгая пауза.
- Что молчишь? Ты решился сказать мне, чтобы я на старости лет сфальшивил? Да ты же меня уважать не будешь...
- Александр Михайлович, извини, но я ведь звоню по поручению.
- Серёжа, ты всегда действовал по поручению. Но ведь надо же и самим собой оставаться.
- Что мне доложить?
- Доложи суть разговора. А хочешь - и дословно его передай.
Мы были поражены тем, как поворачивались дела. Там, в Москве, за кулисами здешней войны, рисовались какие-то недостойные, хуже того - лживые картины. А нам, людям военным, чтущим военную этику, знающим правила игры, но в не меньшей мере уважающим и своё собственное достоинство, надо было занимать какую-то позицию. Собственно, и раздумывать было особенно не над чем. Факты потому и называют иногда «упрямыми», что с ними непросто примириться. Но приходится.
Илмар Янович ожидал моей подписи на боевом донесении. Я читал его медленно, чтобы ещё и ещё раз все взвесить. Нелёгкое занятие, никто за меня не подпишет, никто не возьмёт на себя ответственность. Такие минуты почище иных минут перед боем...
Самойленко и Черемных с меня глаз не сводят. Я перекрестился и вписал несколько слов о том, что при повторном расследовании на месте подтверждено, что ЧП в районе Джелалабада совершено группой военнослужащих такой-то мотострелковой дивизии в составе одиннадцати человек под командой старшего лейтенанта К. Группа арестована. Начато следствие.
Посмотрел я на своих друзей - на одного и на другого, увидел в их глазах поддержку ["друг" В.Черемных только делал вид, будто поддерживает, поскольку был у Майорова в подчинении. Своё истинное отношение к этому ЧП он весьма красноречиво описал в своих мемуарах] - и расписался. Отдал Бруниниексу, чтобы шифром передал. Часы показывали половину одиннадцатого вечера.
Снова «булава». Огарков.
- Как обстановка? Коротко доложил.
- Что там упорствуешь?
- Я не вполне понимаю.
- Ты что, хочешь позора Вооружённым силам? Есть возможность опровергнуть?
- Никакой возможности нет, Николай Васильевич.
- Ты так считаешь?
- Нет никакой возможности. Факты дважды перепроверены - причём людьми, которым государство не может отказать в доверии.
- Ну, знаешь, у нас другое мнение сложилось. «Ближние» особенно напирают. У Дмитрия Фёдоровича [Устинова - маршал, Министр обороны СССР] состоялся разговор с Юрием Владимировичем [Андроповым].
Кстати, и Посол [Табеев] был у министра и тоже подтвердил, что это мистификация, что преступники были переодетыми...
- Николай Васильевич, мы же тридцать лет знаем друг друга. Я вас глубоко уважаю... Не о том мы ведём речь.
Долгий был у нас разговор. По тону Николая Васильевича я чувствовал, что ему не хочется упорствовать в стремлении переубедить меня и не хочется обнаружить во мне подлеца. В конце концов, он ещё раз спросил:
- Значит - нет?
- Категорически - нет.
- Ну, будь готов к разговору с Дмитрием Фёдоровичем [Устиновым].
...Ясно было, что предстоит разговор с министром обороны. Неужели и он будет гнуть меня, толкать на ложные утверждения?
Я знал, что Устинов, по давней привычке сталинских времён, задерживался допоздна на службе. Часы показывали час ночи. Подожду ещё немного - возможно, позвонит.
Утром я пораньше уехал на службу. В восемь часов звонок по «булаве». Мягкий вкрадчивый голос:
- Здравствуйте, Александр Михайлович, как вы поживаете?
За мягкостью и вкрадчивостью Устинова порой скрывалась жёсткость и не исключено, что жестокость.
- Доложите оперативную обстановку.
Доложил.
И вот он перешёл к главному:
- Ну вы там, конечно, уяснили, что злодейское глумление над мирными гражданами совершено переодетыми душманами. У нас тут такая информация и по линии «ближних», да и Фикрят Ахмедзянович [Табеев - посол СССР в Афганистане] это подтверждает.
Я изо всех сил старался сохранить твёрдость в голосе:
- Товарищ министр обороны, дважды проверено, дважды доказано, и дважды я от имени Советского правительства приносил извинения председателю правительства ДРА в связи с этим злодеянием, совершенным воинами 40-й армии.
- Да что вы плетёте, товарищ Майоров? ВЕДЬ ДОКАЗАНО!
- В Москве, может быть, и доказано так, как вы говорите, а здесь доказано, что преступление совершено нашими воинами. И эти преступники арестованы.
И тогда он тихо меня спрашивает:
- Послушайте, вы ЗА КОГО?
И услышал я сталь в голосе сталинского наркома. И как бы смел и уверен в себе я ни был в тот момент, испарина покрыла мой лоб.
- Товарищ министр обороны, я за правду.
А он опять, тихо так:
- За какую правду?
- За ленинскую правду, товарищ министр...
Не успел я сказать «обороны», как в трубке раздался щелчок. Разговор был окончен.
Развязка состоялась.