Дело капитана Ульмана

[Lemon Lime]

Поступок же Ульмана для меня очевиден и однозначен, здесь у меня нет никаких сомнений. Он - палач.

А те, кто Хоттаба травил или Басаева взрывал - они палачи или нет?

[aeropunk]

А те, кто Хоттаба травил или Басаева взрывал - они палачи или нет?

Про письмо ничего не знаю. Те, кто взрывал Басаева, солдаты, честь им и хвала.

[Lemon Lime]

Те, кто взрывал Басаева, солдаты, честь им и хвала.

Тогда дальше - если бы те мирные жители оказались не оными, а на самом деле бандитами - был бы Ульман палачом?

[aeropunk]

Тогда дальше - если бы те мирные жители оказались не оными, а на самом деле бандитами - был бы Ульман палачом?

Да.

Да, если они в тот момент были ранены или пленены.

Солдат вражеской армии или бандит может быть ранен, но продолжать сражаться или творить злодеяния. Тогда его можно убить.

Раненый тот, кто уже даже не помышляет ни о чем другом, кроме как о своем страдании. Это обычно видно, потому что при этом с человеком происходит психологическая метаморфоза - защитная реакция организма. Бехтерева называет эту защитную реакцию матрицей устойчивого патологического состояния.

Пленный - тот, кто уже сложил или лишен оружия и не оказывает сопротивления.

Я опять чувствую, что меня подводят к зыбкой границе между солдатом и палачом. Я повторяю, что даже близко не подойду к этой границе. Для меня очевидно, что такая граница существует.

Я лучше о другом скажу. О суждении.

Я не сужу Ульмана-человека во всей полноте его жизни. Не имею на это морального права. С моей точки зрения, это право принадлежит только Богу. И я ни в коем не считаю, что я хоть в чем-то лучше Ульмана. Что бы он не совершил, я ничем не лучше его.

Я и сам не безгрешен. Я не совершал тяжких грехов, на моих руках нет крови. Но я имею весьма увесистый ворох мелких, а главное нераскаянных грехов.

Но это совершенно не значит, что на злодеяния нужно закрывать глаза. Я сужу и оцениваю ситуацию и роль человека в этой ситуации. На это мы не только имеем право, но и обязаны делать это. Это нужно прежде всего нам, для формирования нашей нравственности, для обсуждения этого с другими людьми. Также наше мнение может помочь самому человеку осознать свой поступок и таким образом найти путь к раскаянию, что и есть на самом деле самое главное. Но судить самого человека мы не в праве.

Я пишу это к тому, что заранее предвижу вопрос о солдате, совершившем сначала жертвенный подвиг, а затем тяжкий грех. В этом случае мы можем только судить и оценивать его роль в каждой конкретной ситуации (с уже указанными целями - собственное воспитание и помощь в раскаянии), но никак не для самовозвышения или уничижения человека.

Вот так и прошу воспринимать то, что я написал и пишу.