Фраза о том, что нет пленных, а есть предатели известна задолго до того, как Хрущев возглавил СССР. Вот Вам пара (кстати, связанных с авиацией примеров):Сообщение от Olkor
----------------
http://www.moskvam.ru/2002/05/udincev.htm
Началось расследование: откуда, как попал к партизанам, как удалось бежать из плена. Рассказ мой показался следователю неправдоподобным. Дальше — больше: кто я по национальности, не польский ли я бывший офицер, фамилия-то у меня подозрительная — Янковский. Стали требовать признания, с каким заданием меня подослали немцы. Я твердил, что остальные члены нашего экипажа могут все сказанное мной подтвердить, но их тогда еще ни в Москве, ни в полку, ни в партизанах не разыскали или, может быть, даже и не искали. Тогда я сослался на своего старшего брата — он был уже пехотным генералом, мог бы подтвердить, что я никакой не поляк, а советский человек. Следователь связался с ним, а он испугался иметь дело с КГБ и заявил, что знать обо мне ничего не знает и ручаться за меня не может. Мне зачитали его заявление и продолжали давить: признавайся, что завербован был в плену немцами и перешел к партизанам по заданию для ведения диверсионной работы и шпионажа.
Я стоял на своем и такие показания давать отказывался. Следователю надоело уговаривать упрямого шпиона, и он стал на каждом допросе ломать мне по одному пальцу на руках. Боль была ужасная, но выбить из меня признание в предательстве и шпионаже не удалось. Я был на Лубянке почти месяц. К этому времени полковник Щербаков вернулся из партизан вместе с Сашей Зотовым в полк. От партизан они слышали, что меня вывезли в Москву, но в полк не вернули. Стали искать — и выяснилось, что я на Лубянке. Саша стал настаивать, чтобы Щербаков вызволил меня оттуда. А было это тогда не просто. В те дни известно было высказывание кого-то из высшего руководства: «Пленных у нашей армии нет, есть только предатели». Щербаков обратился к командующему АДД маршалу А. Е. Голованову. Тот очень дорожил своими летчиками. Он знал, что если кого из них собьют над оккупированной немцами территорией, а тем более над Германией, то избежать плена практически невозможно, что такой плен — это не предательство. Он добился от Верховного главнокомандующего И. В. Сталина решения, чтобы летчиков АДД, вернувшихся с оккупированной немцами территории, возвращали в полки без преследований по подозрениям в измене Родине.
Благодаря хлопотам Щербакова и Голованова меня вернули в полк. А память о тех днях — видите, мои руки: все пальцы скрючены после плохо сросшихся переломов. Руки-крюки, как говорится, но я этими руками до самого дня Победы держал рукоятки пулемета в боевых вылетах.
----------
http://victory.mil.ru/lib/books/memo/litvin_ga2/09.html
тносительно плена.
В то время мы были воспитаны в духе, что плен — это позор. Плен несовместим с присягой, воинским долгом и честью. Знали и требование Устава внутренней службы: "Ничто, в том числе и угроза смерти, не должно заставить воина Красной Армии сдаться в плен".
Известны были нам и слова Сталина, что у нас нет пленных, а есть предатели. Однако реальная действительность показывает, что во время любой войны бывают пленные с обеих воюющих сторон.
Другое дело — добровольная сдача врагу. Это предательство, а наказание предателям может быть только одно: позорная смерть и презрение.
В нашем полку дело обстояло так. Возвратившиеся после выполнения боевого задания члены экипажей докладывали на КП, что сделали и что видели. Если наш самолет вынужденно садился на занятую противником территорию, обычно докладывали: "Видел: такой-то был сбит, упал там-то". Знали, что такая судьба может постигнуть каждого из нас.
-------------------------
Ответить с цитированием