Цитата Сообщение от SAMAPADUS Посмотреть сообщение
Теперь ВСЕХ я еще раз ПОДЧЕРКМВАЮ !!!! ВСЕХ кто против группы Ульмана прошу ответить...
С каких это пор нелюди устроившие Беслан и т.д.и т.п. невиновны? о какой презумпции вы тут ересь несете? убить 300 детей это не преступление? раскрою страшную военную тайну...
http://www.spbumag.nw.ru/2004/16/18.shtml

Когда мы вернулись на окраину села и, поддерживая, вывели своих четверых раненых, вслед за нами на носилках доставили тяжело раненого эсэсовского офицера. Лицо бледное, бескровное, взор ко всему безучастный. Ждали санитарную машину. Несколько человек безмолвно рассматривали поверженного врага – эсэсовцы не часто попадали в наши руки. К нам подошел помощник начфина батальона, недавний банковский служащий, тихий, интеллигентный человек – по крайней мере, грубых слов от него никто не слыхал.

Явно не осознавая истинного смысла своих действий и побуждаемый ненавистью к врагу, тем более – из карателей, за которыми всегда тянулся обильный кровавый след, он достал свой пистолет и, присев на корточки, чуть ли не буквально стал тыкать им в лицо пленного, приговаривая: «Что, попался, эсэсовская сволочь! Это тебе не беззащитное население расстреливать! Самого расстреляем!» Фашист от слабости, бессилия только безучастно чуть скосил глаза в сторону пистолета.

Наши молчали, но по их лицам было видно, что поведение лейтенанта им не нравится. И хотя я понимал его чувства, но их явная неуместность в данной ситуации заставила меня пренебречь «субординацией чинов» (сержант – офицер). Негромко, но достаточно твердо и резко я сказал: «Товарищ лейтенант! Не здесь надо угрожать оружием!» Но лейтенант настолько был охвачен порывом мести, что не понял суть моего упрека и даже неожиданно огрызнулся: «Тебе, сержант, эсэсовца жалко?!» «Он сейчас всего-навсего тяжело раненный пленный», – немедленно отреагировал я, и невольно заражаясь его раздражением, довольно грубо добавил: «И ваше «геройство» здесь неуместно». Лейтенант явно смутился, спрятал пистолет в кобуру и, пробормотав что-то извиняющееся, удалился.

На другой день при нашей случайной встрече он подошел ко мне, «по-цивильному» поздоровался за руку и слегка смущенно сказал: «Я вчера как-то внезапно, при виде эсэсовской формы, сорвался. Спасибо, что вы вмешались». Оказался милейшим человеком, еще не успевшим стать, как говорится, «военной косточкой». Извинился и я за некоторую резкость. Но он остановил меня: «Все нормально, вы правильно напомнили об отношении к пленным, тем более – тяжело раненым».